Анатолий Домбровский - Сад Эпикура

Никто лучше Эпикура и Миса не может распорядиться судьбою винограда. И никогда еще гости и друзья Эпикура не сказали дурного слова о вине, приготовленном из этих ягод Никием.

Каждый виноградарь и винодел благодарит в конце своих трудов Диониса и Гесиода. И тот, кто пьет вино, разбавляет его водой по рецептам Гесиода, и кто хлеб печет, делает это по совету Гесиода, и кто готовит кикеон [16] Кике́он — смесь вина с ячменной мукой и тертым сыром — любимейший напиток греков. или другую пищу. Как устроить хозяйство, дом, семью — все знал Гесиод. И, зная все это, создал «Труды и дни». Зная все о богах, он создал «Теогонию». «И вот, — говорил он эллинам, — так устроена жизнь богов, а так должна быть устроена жизнь людей», — и утомлял всех скучными, хоть и правильными советами: «Для смертных порядок и точность в жизни важнее всего, а вредней всего — беспорядок»; «Меру во всем соблюдай и дела свои вовремя делай»…

Эти и сотни других советов Гесиода Эпикур заучил еще в детстве, в школе отца, вместе с другими детьми. И хотя все пользуются этими советами, не все в равной степени добиваются обеспеченной и счастливой жизни. А если говорить правду, то за четыреста лет, прошедших со времени жизни Гесиода, никто еще из людей не был счастлив, хотя об их счастье пеклись многие: и боги, и герои, и цари, и полководцы, и философы. Повиновение богам, повиновение сильным, повиновение мудрым — вот три рецепта счастья. И все было бы, надо думать, хорошо, когда бы боги заботились о людях, когда бы сила могла творить добро, когда бы мудрецам открывалась подлинная мудрость. Богов толпы придумал Гомер, сила всегда слепа, мудрость враждебна счастью. Люди не умеют ни хорошо жить, ни хорошо умирать. А то, чего они ждут после смерти, им кажется еще более ужасным…

Демокрит поставил своей целью собрать воедино мудрость всего мира, но вынужден был отвергнуть многое и сказать, что все видимое и невидимое суть лишь атомы и пустота. Только это: атомы и пустота.

Сократ подверг мудрость эллинов критике, не оставив от нее камня на камне, сказал: «Я знаю, что я ничего не знаю» — и путь к подлинным знаниям советовал начинать с познания самого себя. Платон продолжил этот путь и нашел в себе бога, его мудрость и его бессмертие, но человека не нашел.

Аристотель исследовал все, что было сказано философами до него, создал науку об исследовании мудрости, показал примеры такого исследования, но мудрости, кажется, так и не нашел, потому что и сам не был счастлив, и другим счастья не принес.

Друзья же Эпикура говорят ему, что они счастливы с ним и с мудростью его. А друзей у него много. И не только здесь, в Афинах, но и во многих других городах Аттики и Малой Азии, на Лесбосе, на Самосе. И значит, его мудрость подлинна… Надо знать природу земли и неба, природу души и тела, постичь законы, по которым человек связан с миром, и сделать их правилами жизни. Поставив перед собой эту цель, он пришел к мудрости, которая оценена его друзьями как наилучшая. Он написал для них книги о природе и о человеке. Это главные его книги. Прочих же он написал больше, хотя смысла в них меньше — ведь человек в своей жизни озабочен не только главным, но и второстепенным. Когда человек отправляется в путь, то ему следует знать не только дорогу к цели своего путешествия, но и тропы, которые сокращают эту дорогу. Человеку надо знать не только способы сохранения своего здоровья, но способы лечения болезней, если они его одолеют.

Он написал книгу о самом старшем своем брате, о Неокле, когда тот умер, в наставление двум другим братьям. Когда умер Хайредем, он написал книгу и о нем. Скоро придет пора писать книгу и о третьем брате, об Аристобуле, потому что Аристобул давно уже болен и готовится к смерти…

Есть у него книги о музыке, о театре, о ремеслах, о лекарствах, о птицах, о полезных растениях, о зрении, об осязании. Есть даже книга о царской власти — не наставление для друзей, среди которых царей нет, а наставление для царей, среди которых он никогда не искал друзей. А недавно он начал книгу, которую назвал «Главные мысли». Это и будет собрание его главных мыслей. Мыслей, уже высказанных в других книгах, и мыслей, какие, возможно, еще созреют в его душе. «Главные мысли» станут его последней книгой. И начал он ее словами о пользе философии: «Пусть никто в молодости не откладывает занятий философией, а в старости не утомляется занятиями философией: ведь для душевного здоровья никто не может быть ни недозрелым, ни перезрелым. Кто говорит, что заниматься философией еще рано или уже поздно, подобен тому, кто говорит, будто быть счастливым еще рано или уже поздно…» Потом, следуя древнему правилу мудрецов, он скажет о богах.

И то, что скажет он о них, следуя мнению Демокрита, никому не даст повода обвинить его, Эпикура, в нечестивости. Ведь нечестив не тот, кто отвергает богов толпы, а тот, кто принимает мнение толпы о богах, потому что высказывания толпы о богах — это всегда лишь ложные домыслы…

Потом он скажет о своих учителях. Но о каких? Чтению и письму его обучил отец, всему другому — размышления и жизнь, самый достойный учитель. Платон хвастался именами своих учителей и прославлял их в своих сочинениях, говоря тем самым, как разностороння и основательна его мудрость… Чтению и письму его обучал грамматист [17] Граммати́ст — учитель начальной школы. Диони́сий, гимнастике — Аристотель из Аргоса, музыке — Драко́нт, ученик Дамона [18] Дамо́н (V век до н. э.) — теоретик музыки, советник Пери́кла и учитель Сократа. , кроме того, он учился у живописцев, у трагиков; Сократ, Крати́л и пифагорейцы обучали его философии, финикийцы — магии, а отцом его, говорят, был сам Аполлон. Ничего такого не скажет о себе Эпикур, но зато все его ученики с гордостью смогут сказать, что мудрости их обучил Эпикур.

Маммария возвратилась.

— Слышал ли ты, Эпикур, о беде, которая свалилась на Афины? — закричала она еще издали. Маммария торопилась, тяжело дышала. Глаза ее были полны ужаса, а губы дрожали.

— О чем ты, Маммария? — спросил Эпикур, поднимаясь со скамьи ей навстречу. — Что стряслось?

— Ох, дай сесть, — сказала Маммария, валясь на скамью. — Ноги не держат. Конец нам пришел, Эпикур. Конец! В Афинах — чума…

— Чума? Я не ослышался, Маммария? Ты сказала: чума?

— Чума, Эпикур. Чума! Я проходила мимо дома Мелисса и услышала крики. Я постучала молотком в ворота, но никто мне не открыл. А потом я увидела скифов [19] Скифы — так в Афинах называли государственных рабов. , которые вчетвером приближались ко мне. Они приказали мне отойти от ворот и следовать своей дорогой. «Но там что-то случилось, — сказала я, указывая на дом Мелисса. — Возможно, там нужна моя помощь». — «Там чума, — сказал мне один из скифов. — В эту ночь в Афинах уже погибли сотни людей. Разве ты не чувствуешь, чем пахнет дым, доносящийся оттуда?» — скиф указал рукой в сторону кладбищенских ворот. «Чем же?» — спросила в страхе я. «Смертью, — сказал скиф. — Там уже сжигают мертвых».