Леонид Вайсберг - Тайна корабельного кладбища. И я плавал по Дунаю

Ромка распахнул двери трехэтажной надстройки.

— Сюда. Палубой не пройти…

Гражина зашагала вслед за Ромкой по узкому темному коридору. Ни дверей, ни окон.

— Служебный ход, — объяснил Ромка.

— Без тебя знаю…

Коридор вывел их к левому борту судна. Сейчас они попадут на «Звездочку». Гражина, ловко перепрыгнув через груду балок, обогнала Ромку.

Но за теплоходом… ничего не оказалось. Ромка даже глаза протер от неожиданности. Был катер — и нет катера. Ромка тупо смотрит на воду. Гражина смотрит на Ромку.

— Это… это что такое? — говорит он наконец.

— Ты у меня спрашиваешь? — словно бомба, взрывается Гражина. — Врун ты несчастный! Трепач противный! — глаза ее горят гневом. Никогда еще ее так не обманывали.

— Да я… Клянусь головой…

— Молчи, а то снова разоврешься! — Гражине очень хочется хорошенько стукнуть Ромку. Руки сами так и сжались в кулаки. Но нет, она не сделает этого. Слишком большая будет для него честь. А она презирает Ромку. Девочка круто поворачивается и, снова перепрыгнув через груду балок, скрывается в коридоре теплохода…

Ромка долго следил, как пробиралась Гражина в путанице судов. Вот девочка уже на берегу. В последний раз мелькнула косынка, и Гражина исчезла из виду. Ни разу не оглянулась… Впрочем, она права. Случись с ним такое, он бы с досады в драку полез.

Конечно, очень обидно, что Гражина зазря считает его вруном. Но все же, куда девался катер? Ромас вытаскивает из кучи железа длинную проволоку и, распластавшись на палубе у борта теплохода, шарит ею в стоячей воде. Может, катер затонул во время ночного шторма? Вряд ли. Ромка не помнил, чтобы по кладбищенскому заливу когда-нибудь гуляли волны.

Шарил, шарил. Даже руки устали. Никаких следов. Потом проволока, конец которой он загнул крючком, за что-то зацепилась. И зацепилась намертво. Может, за катер, а может, и нет. Во всяком случае, не за водоросли, которыми густо заросло дно залива.

Лезть в воду не хочется. Как-никак на дворе только май, а Ромка, по секрету будет сказано, не выносит холодной коды. Об этом никто не знает. Даже Пятрас, который готов купаться в море чуть ли не круглый год. Когда он зовет с собой друга, тому каждый раз приходится что-нибудь выдумывать. Не может же Ромка признаться, что закалка у него подкачала. Нет, не полезет он в воду. Как-нибудь потом.

«А что, если проволока зацепилась все же за катер? — Ромка с надеждой вглядывается в стоячую воду. — Вот было бы здорово!» Тогда он снова приведет сюда Гражину. Не захочет — заставит силой. Подведет ее к борту теплохода и столкнет в воду. Чтобы сама во всем убедилась.

Ромка представил себе, какой виноватый вид будет у Гражины, когда она выберется из воды, и даже зажмурился от удовольствия. И, конечно же, эта девчонка станет просить у него прощения. Ладно уж, Ромка простит ее…

Однако надо лезть в воду. Иначе ничего этого не будет. Ромка перебирается с теплохода на ветхий баркас, приткнувшийся к носу судна. Раздевается. Солнце палит вовсю, но с моря тянет прохладный ветерок. Он покрывает кожу множеством пупырышек, дыбит волосики на руках.

И все же Ромка пересиливает себя. Бр-р-р! Вода холоднющая. Усиленно работая руками и ногами, чтоб согреться, он плывет вокруг теплохода. Вот и проволока. Торчит из воды, раскачивается, словно щупальце спрута.

Набрав побольше воздуха, Ромка ныряет. Ничего. Тогда он ныряет еще раз и, перебирая руками проволоку, пробует добраться до ее конца. Есть! На дне лежит… бочка. Одинокая бочка среди черно-зеленых подводных зарослей. Проволока попала в ее разорванный бок и прочно засела в нем.

И тут Ромка сообразил, что искупался он зря. На месте, где стоял прежде катер, глубина не превышала двух с половиной метров. И утони он на самом деле, рубка непременно торчала бы из воды. Сообразил и разозлился. Ромка всегда злится, когда попадает впросак. И еще ругает себя «балдой».

— Бал… — едва открыв рот, он хлебнул солидную порцию воды. Это было очень противно, но Ромка даже не заметил. Если уж говорить честно, он совершенно растерялся. Он ничего не мог придумать.

Может, «Звездочка» снова понадобилась морякам и они увели ее с кладбища? Ведь по сравнению с другими судами катер не такой уж и ветхий. Нужно только отремонтировать хорошенько. Правда, Ромка не помнит случая, чтобы корабли возвращались с кладбища в строй.

Лежать на баркасе было неудобно, и Ромка перебрался на баржу. Спрятался от ветра за надстройку. Загорать тут было одно удовольствие. Вытянулся, прикрыл глаза.

— Свистать всех наверх! — раздалось над самым ухом. Ромка с перепугу подскочил и едва не свалился в воду.

Это, как всегда, неслышно подкрался к нему смотритель корабельного кладбища дядя Юозас. Испуг мальчика привел его в совершеннейший восторг. Седой, ссохшийся, он заливчато смеялся, присев перед Ромасом на корточки. Чисто выбрит, усы подстрижены, одет в аккуратно отглаженную матросскую форму.

Ромка не обиделся на него, как не обижаются на шутки доброго старого товарища. Мальчик любил слушать его бесконечные рассказы, хотя давно знал, что никакой он не моряк дальнего плавания, а просто рыбак, с юности одержимый мечтой о неведомых морях и знойных странах.

«Я объехал весь белый свет», — так обычно начинал дядя Юозас разговор с ребятишками, среди которых у него была масса приятелей. Затем следовала длиннейшая история с тайфунами и рифами, акулами и гремучими змеями, кинжалами и сверхметкими стрелками.

Сперва ребята целиком и полностью верили отважному моряку. Потом подрастали и…

— Поверишь, к каждому второму слову цепляются, — не раз жаловался старый смотритель Ромке, к которому питал особое расположение. — Называешь им судно, а они тебе сразу вопрос: «К какому порту приписано?» Ну, объяснишь. А они тебе снова вопрос. Да не один. «Какое водоизмещение? Сколько миль в час делало? Почему не включили радиолокатор?» Прямо нету никакого интереса рассказывать. Или говоришь им о чудесах африканских, а они тебе, между прочим, о том, что Амазонка не в Африке, а в Южной Америке протекает. Будто не может человек ошибиться…

Дядя Юозас уселся рядом с мальчиком. Достал из кармана прозрачную коробочку с сигарами. Смотритель корабельного кладбища курил только сигары. И только одного сорта — «Порт». Больше никто не покупал их в поселке. Директор магазина делал для дяди Юозаса в Клайпеде специальный заказ, чем смотритель очень гордился.

Правда, был у этих сигар один очень существенный изъян, доставлявший дяде Юозасу немало огорчений. Стоило ему закурить в помещении, как начинали роптать даже курильщики. Они никак не хотели поверить, что сигары «Порт» изготовляются из табака. Уж очень ядовитый и вонючий шел из них дым. Дядя Юозас сердился, в сердцах ломал сигары, призывая всех в свидетели, что скручены они из самых крепких на свете сортов табака. Специально для моряков. Но все, конечно, знали их главное достоинство: сигары «Порт» были баснословно дешевы.