Анвер Бикчентаев - Прощайте, серебристые дожди...

Потом плашмя лежали под кустами, наблюдая в бинокль за домом лесника. Он казался необитаемым. Я здорово волновался. Мне все казалось, будто кто-то наблюдает за нами.

«У тебя зубы болят, что ли?» — спросил Туманов. «Ничего у меня не болит», — ответил я. «А чего ерзаешь?»

Я видел, что и ему не по себе. И его прямо-таки распирает от злости. Потом он сказал:

«Пропади все пропадом! Я пошел, а ты давай за мной и следи за моими сигналами».

Я сказал Туманову, что дом вполне может быть населен. Он не цыкнул, хотя имел на то право, и сделал мне знак — мол, поползли!! Елозил Туманов ох как ловко. Эдак ужом да ужом оторвется метров на пять вперед, махнет мне рукой: чего, дескать, плетешься, сокращай расстояние. Что далее было? — Азат потер глаза, точно снимая пелену… — Ну так вот, в кустарнике, метрах в пятидесяти от большака, пришлось нам замереть. Услышали мы грохот, который все нарастал. Потом показались две брюхатые машины, набитые немцами. Ладно еще, фрицы сидели, а не стояли в кузове. Я лежал на спине среди кустарника и благодарил бога за то, что тот не удосужился превратить небо в зеркало. Иначе никто бы не сумел укрыться… — Иной раз Азат позволял себе философствовать.

Оксана Белокурая, с беспокойством следившая за лицом Азата с как бы отрешенными от этого мира глазами, нарушила паузу:

— Я слушаю тебя, Азат…

— Что было дальше? Дальше, — спохватился Азат, — распахнули мы дверь, ворвались в дом. Сперва Туманов, затем я. Увидели женщину. Стояла она как раз напротив двери, возле печи. Бледная-бледная.

— Запомнил ты ее лицо? — спросила Оксана Белокурая.

— Я сразу заметил, что она красивая. А Туманов, как увидел ее, зеленым сделался. «Неужто это ты, Томочка?» — воскликнул.

— Так они знали друг друга?

— Конечно, знали. «Откуда ты? Как здесь очутилась?» — стал он ее расспрашивать. А она ответила: «Не дай бог никому испытать то, что я испытала».

Туманов отослал меня на пост. «С этой минуты, — сказал он, — твоя задача, Байгужин, караульная. Выбери себе удобное для наблюдения место. Уловил?» — «Уловил!» — подтвердил я. «Выбери с таким расчетом, чтобы обзор открывался на большак и на подступы к дому. И лес, между прочим, должен оставаться в твоем поле зрения. Постиг?» — «Постиг!»

«В случае опасности немедленно докладывай мне. Уразумел? Исполняй». — «Есть исполнять!»

Я успел отшагать метров тридцать, не меньше, когда Туманов вышел на крыльцо и вдогонку крикнул: «Вскорости должен появиться один тип — так пропусти его, если с ним никого не будет».

Простоял я на посту около часа, не более. За это время выпил полфляги воды и разгрыз два сухаря — точно помню. А еще три оставил как НЗ. Пост как пост — в тени деревьев. Ты все видишь, а тебя никто. Кругом бабочки порхают, осы кружатся, трава благоухает. Благодать! Вдруг вижу, человек в рыжей шапке крадучись идет со стороны леса. «Его имел в виду Туманов или кого другого? — думаю. — Попробуй разберись! Пойти спросить бы, да ведь отлучаться с поста не положено. А может, Рыжая шапка не один?» Стал я наблюдать за ним из засады. Шел-шел Рыжая шапка, остановился возле огромной липы и полез в дупло. Что-то запрятал. Я подумал: что-то тут не так! Что это за человек с фокусами! Не выходя из тайника, окликнул как положено: «Стой, кто идет?» Тот чуть не пустился наутек. Но, услышав, как щелкнул автомат, передумал. Однако глазами так и шныряет, так и шныряет. Я решил: значит, у человека совесть не чиста…

«Оружие есть?» — спрашиваю. Рыжая шапка головой замотал — нету, мол. Я сам вижу, что нету при нем оружия. «Сюда шел? — на всякий случай спросил. «Сюда». — «Кто-нибудь ждет тебя?» — «Ждет», — ответил.

Азат сжал кулаки.

— Пропустить-то я его пропустил, как Туманов приказал, а душа болит. Ежели бы моя воля, задержал бы я эту Рыжую шапку и обыскал. Но перечить командиру не положено. Так простоял я минут десять, от силы пятнадцать. И тут стало мне невмоготу, беспокойство одолело, да и дупло не давало покоя. «Что он там припрятал?» — думаю.

Пошел на риск, подбежал к липе. Сунул руку в дупло — нащупал вещевую сумку. Раскрыл, а в ней немецкая пилотка, форма эсэсовского капитана и парабеллум…

Решил я, что надо доложить об этой находке Туманову, — вздохнул Азат Байгужин. — Пошел к дому. Ступаю на крыльцо, слышу, допрос идет.

«Как звать-то?» — спрашивает Туманов. «Андрей», — отвечает Рыжая шапка. «Тезка, значит. А по батюшке?» — «Борисович». — «Ну и ну! — удивляется Туманов. — Фамилия, может, Туманов?» — «Точно так, Туманов», — подтверждает Рыжая шапка.

Я осторожненько заглянул в дверь и увидел, как та женщина за спиной Туманова незнакомцу знаки подает. Что бы это значило?

«Кем работал до войны?» — спрашивает Туманов. «Заведующим хлебопекарней». — «Образование какое?» — «Ветеринарный окончил». — «Каким же образом, — вдруг зарычал Туманов, — ветеринар в пекаря подался?» — «Все по воле батюшки. Не захотел, чтобы я, единственный сын, в свинарнике пропадал!»

И тут Туманов расхохотался.

«Видишь ли, гад ты эдакий, — зарычал он и направил на незнакомца автомат. — Андрей Борисович Туманов — это я! Понял, негодяй? И про свинарник слово в слово говорил мой отец, а не твой. Эй ты, иуда! — прикрикнул он на женщину. — Поднимайся! Живо! Ты не только сама продалась врагу, а заодно продала им и мою биографию. Я бы мог тебя сейчас прикончить, но погожу. Обещаю тебе хорошую смерть перед строем партизан!»

Тут я решил, что самое время показать командиру находку.

Товарищ Туманов, увидев меня, рассвирепел пуще прежнего:

«Зачем пост бросил, а? Снимай ремень! Я тебя враз арестовываю!» Снял я ремень, как подобает арестованному. А он вопит: «Вон отсюда! На пост, сопляк!»

Так я направился на свой пост без солдатского ремня, как ходят арестованные. Я знал, что он запальчивый, — проглотив слезы, продолжал Азат. — Не прощал он, ежели человек не исполнял приказание, и все же обидно было мне… Я же не ради себя старался. Из-за него беспокоился. Пока я на Туманова обижался, время шло. Вдруг опять меня беспокойство одолело: думаю, чего ради я его одного там оставил? Вместе с этой… предательницей. И как она сюда попала? Неспроста, наверное. Тут вспомнилось мне, как умирала в партизанском госпитале жена председателя колхоза «Третий Интернационал». Знала, что погибает, а хоть бы раз пожаловалась или застонала! Даже умирая, она продолжала воевать: предупреждала, чтобы мы остерегались женщины с разными глазами. Я бы об этом и вовсе позабыл, если бы не встреча с Тамарочкой. Нет, думаю, хоть разок на нее гляну, тогда успокоюсь. Я ведь упрямый. Думаю, пусть меня расстреляют за нарушение приказа перед отрядом, все равно пойду погляжу на нее.

Пошел я к домику, потому что потерял власть над собой. Решил: дверь открывать не стану, а в окно погляжу. И увидел, как из дома с грохотом вылетела рама, из окна выпрыгнул Рыжая шапка. Вслед ему прострочил автомат. Он рухнул. Кинулся я во весь опор к порогу. Распахиваю дверь и вижу: возле окна на полу лежит Туманов, в его спине нож торчит, а вокруг лужа крови расплывается.