Анвер Бикчентаев - Прощайте, серебристые дожди...

Бросился я к ротному, чтобы первую помощь оказать, — поздно. «Кто же всадил ему нож в спину? — подумал. — Не сам же!» Поворачиваюсь к женщине и вижу: она ко мне крадется, руки ее к автомату тянутся. «Руки вверх!» — закричал я и взял ее на прицел. Она побледнела, но руки поднимать не стала. «Ты что, спятил? — говорит она. — Ты думаешь, это я убила Андрея? Я пристрелила убийцу, гада проклятого…» Я растерялся, думаю, может, правда? Но почему тогда автомат лежит у ног Туманова? Взглянул ей в глаза, вижу: разные они у нее! Один карий, другой зеленый. Я раздумывать не стал. «Стой! — подаю команду. — Чего руки опустила! Она подняла руки и стала меня уговаривать: «Ты, милый, ошибаешься. Я разве могла убить Андрея? Сам подумай, я его любила! Я сюда пришла, чтобы аусвайс, паспорт немецкий, достать. Мне его вон тот пес, который за окном убитый лежит, обещал продать за три кило сала и две бутылки самогона. Если не веришь, глянь в корзину. Там и мой аусвайс, будь он проклят!»

Я не поверил ни одному ее слову. Ведь глаза у нес были разные. «Стань лицом к стенке! — приказал ей. — Ты ответишь нам за смерть командира…» И стал думать, как бы мне отсель вместе с этой сатаной выбраться. Ну, а тут как раз подоспели комиссар с Мишуткой.

Рассказав все, что произошло, Азат Байгужин вздохнул и поднял глаза на командира, словно говоря: теперь казни! Кругом я виноватый…

— В ее корзине мы обнаружили целый арсенал, — сказала Оксана Белокурая. — Яды и мины были замаскированы под куски мыла. Все это предназначалось для нашего отряда. Спасибо тебе, Байгужин, за боевую службу.

— Служу Советскому Союзу!

Оксана Белокурая сняла с себя поясной ремень и протянула Азату.

— Это тебе от меня. Поздравляю тебя с отличным выполнением боевого задания. О твоем подвиге я сообщу в Центральный штаб.

Вам, наверное, приходилось, встречаться с мальчишками и девчонками, которые с быстротой телеграфа разносят всякие были и небылицы? В партизанском отряде этим отличался Мишка-поварёнок. Кому, как не ему, знать, кто вернулся с операции? Кто ранен или убит? Кто получил письмо? Много и других подробностей он знал о каждом партизане.

Со всеми, кто приходил с котелком на кухню, Мишка, само собой, был накоротке.

С невинным видом, например, в тот день он спрашивал каждого:

— Слыхали про Байгужина? Разговор такой идёт, будто его к награде представляют. За что, спрашиваете? За то, что отличился в доме лесника.

— Нет, не слыхал, — отвечали ему. — Я только что вернулся с задания.

— По всему, ему медаль выйдет… — намекал Мишка-поварёнок.

С его лёгкой руки закружился-завертелся слух про награду. Попробуй тут разобраться, где правда и где ложь, если каждый человек от себя что-нибудь добавлял? К обеду медаль чудесным образом превратилась в орден. Не просто в какой-нибудь, а орден Славы!

Кто не мечтал, между прочим, о такой награде на войне?

Широкоскулый старшина Фёдор Ильич Сундуков, человек суровый и требовательный, протягивая под половник свой котелок, без улыбки спросил:

— Чего это ты, шалопай, куролесить языком вздумал? «Решил другу награду выхлопотать? Так, что ли? Орден Славы — твоя работа? Помалкиваешь? Вдруг язык проглотил, а?

— Да что вы, товарищ старшина, — не особенно твёрдо отнекивался Мишутка. — Не я это…

— Я ведь тоже знаю твои способности, пострел. Грех жаловаться тебе на свой язык. Накличешь беду, будет тебе шабаш, помяни моё слово. Ей-ей!

После предупреждения Сундукова Мишка-поварёнок прикусил язык. Да разве остановишь слух, если он пошёл разгуливать по всем отряду и о награде стало известно более чем одному человеку? Секрет существует, когда его одна-единственная душа на всём белом свете знает. Если две души — тайна уже не тайна!

Больше других просочившемуся слуху о награде обрадовался Махмут Загидуллин. Как-никак Азат Байгужин приходится ему земляком. Потому он раньше других и заскочил в партизанский госпиталь.

— Куда подевали моего знатного земляка? — громовым голосом спросил он.

— Никуда он не девался, — недовольно буркнул Микола Фёдорович, выглянув из шалаша. — У Азата режим!

— Чего ты меня пугаешь режимом? — рассердился разведчик. — Мне всего-навсего на пару слов…

— На пару слов разрешаю, но не более! И то под свою личную ответственность. Узнает Иван Иванович, обоим попадёт. А мне за самовольство на полную катушку.

— Ладно, — согласился Махмут Загидуллин. — Только не стой над душой. Понял? Прогуляйся куда-нибудь, пока я с земляком посекретничаю.

Ворвавшись в шалаш, где лежал Азат, Махмут Загидуллин крикнул:

— Почему из госпиталя не вылезаешь? Лентяя празднуешь, а?

— Я бы охотно, да дядя Ваня не отпускает.

— Слыхал, слыхал. Поздравляю! — И Махмут хлопнул Азата по спине.

— С чем поздравляешь? — удивился адъютант.

— Скромность, конечно, украшает человека, но с земляком скрытничать не подобает!

— О чём вы дядя Махмут?

— Орден-то полагается обмыть!

— Ну вас! Какой ещё орден? Я знаю, разыгрывать вы мастак! — обиделся Азат.

Махмут приподнял Азата. — Заслуженному герою «ура!». Командир справедливо поступил, что не пожадничал, отвалив тебе полный куш.

— Да вы о чём? — вырывался Азат из могучих объятий.

Махмут Загидуллин прошептал:

— Награда к награде! Это тебе от меня! Часы со звоном!

У Азата от радости загорелись глаза.

— Спасибо!

Загидуллин с довольным видом глядел на Азата. Открыв крышку часов, Азат побледнел.

— На, забирай обратно! — насупился он, протягивая часы Махмуту.

— Ты чего? — удивился тот. — В своём уме? Кто от подарка отказывается?

— Ни за что не возьму! Часы не твои! Комиссаровы! — выдавил из себя Байгужин. — Такая нажива никому не нужна…

— Ах вон ты о чём… — беззаботно усмехнулся Махмут. — Сам посуди, зачем комиссару на том свете, часы?

— Уходи! — простонал Азат.

— Как знаешь, неволить не стану, — Махмут спрятал часы в карман. — Если бы не я, другой бы взял, — растерянно сказал Загидуллин, не ожидавший такого поворота событий.

— Мародер ты, вот кто! — заплакал Байгужин, размахивая руками. — Убирайся. Махмут затрясся от ярости.

— Это я, партизанский разведчик, мародёр? Это я? Ну-ка повтори ещё разок!

— Отваливай отсюда!

Махмут, залепив Азату пощёчину, выбежал из шалаша.

На скандал прибежал помощник фельдшера.

— Что у вас тут произошло? — с удивлением спросил Микола Фёдорович.

— Ничего не произошло… С чего взял?

— Поскандалили, что ли?

Так ничего и не добившись от Азата, Микола оставил друга в покое. Что ему больше всех, что ли, нужно? Что он, судья?

Над насторожившимся лесом, над безмолвствующими сёлами, над щербатыми, израненными взрывами дорогами, над поездами-призраками, без гудков, исподволь проскальзывающими мимо затаившихся станций, над людьми, живыми и мёртвыми, плыла полноликая луна. Ночное светило обливало всё призрачным мерцающим светом. Как непохожа лужайка, расписанная лунными бликами, на себя дневную. Деревья тоже потеряли свои реальные силуэты.