Людмила Матвеева - Продлёнка

— Тебе что больше всего нравится? — спросила чёрненькая.

— Каток, — ответила беленькая. — Цветы. И портрет друга.

Кира вспыхнула. Как важно художнику, чтобы его признали, оценили. Людям нравится её работа — значит, они поняли Киру. Не только ей одной кажется прекрасным это лицо — ямка на подбородке, коричневый чубчик, глаза цвета весеннего неба. Кобальт синий.

— Сухиничева! Куда ни придёшь, везде Сухиничева.

Серёжка!

Он стоял перед Кирой в своей серой курточке и стареньких джинсах. Стройный мальчик. Румяный, наверное, опять играл в хоккей. Он весело и удивлённо смотрел на неё своими яркими глазами цвета синего кобальта.

Какой ужас! Сейчас он увидит портрет! Он обо всём догадается! Кира заметалась. Она старалась прикрыть портрет спиной, но он висел слишком высоко. Она вертелась, красная, не знала, что делать. Ну зачем Серый пришёл в Дом пионеров? Никогда ведь не ходил.

— Серый, ты зачем пришёл? А у нас выставка. Ничего интересного, просто учебные работы, Серый. Ты чего пришёл-то?

— В гимнастику записываться пришёл. — Он отодвинул её от стены и стал смотреть рисунки.

— Серый, вот смотри. Одна девочка цветы нарисовала. Видишь, как красиво? Цветы, пропитанные росой.

— «Цветы, пропитанные росой, — прочитал он, — Галя Кирюшкина, третий класс». Молодец Кирюшкина. Я в цветах не очень понимаю. А это ты, что ли, нарисовала?

Он стоял прямо перед своим портретом. Он долго смотрел на портрет, потом долго смотрел на Киру. Она готова была провалиться сквозь пол. Ну что за кошмар — именно в тот день, когда открылась эта выставка, именно он, Серый, приходит записываться в эту несчастную гимнастику. И тут висит именно этот портрет. Ну что — нельзя было разве коров предложить на выставку? Или подсолнух? Нет, угораздило притащить этот несчастный портрет. Что теперь подумает Серый? Как объяснить ему, что это просто так, мечта и фантазия? Она нарисовала Серого совсем не потому, что влюбилась в него. Пусть не думает. Ну как объяснить ему?

Она мнётся и топчется.

— Серый, это, понимаешь, условность. Ну, портрет друга, это значит — такая мысль просто.

— Понял, — буркнул он и пошёл наверх по лестнице.

Кира осталась около картин одна.

Потом приходили смотреть рисунки барабанщики с барабанами на ремне. Потом — малыши из танцевального ансамбля. И все хвалили портрет друга.

Юрий Борисович позвал Киру в комнату, где они всегда рисовали:

— Только не зазнавайся, ясно? Чувство цвета — это много. Но это ещё не всё. А портрет хороший. Сразу видно, что тебе не безразличен этот человек. Друг этот.

— Да что вы, Юрий Борисович! Ну зачем, честное слово.

— Иди, иди, пора домой. — Он запер студию и понёс ключи дежурной.

Кира вышла из Дома пионеров. Гипсовый горнист стоял на возвышении у двери. А с другой стороны — белая гипсовая барабанщица. Кира спустилась медленно со ступенек и пошла, но тут услышала, как по снегу скрипят быстрые шаги. Кто-то её догонял. Неужели Серый? Неужели всё-таки он скажет ей что-то? Может быть, важное? Так бывает в кинофильмах. А в жизни?

Это был он. Он подбежал.

— Записался в гимнастическую секцию? — спросила она, чтобы не молчать.

Он не ответил. Он крепко дал ей по шее.

— Ты что? За что? — ахнула она и попятилась.

— А нечего! — зарычал Серый. — Друга ещё какого-то нашла себе. Дурака какого-то ненормального. Морда глупая, щёки красные. А глаза-то, ха! Как у девчонки, голубенькие какие-то! Где ты его нашла? Ну?

Кира чуть не села в снег. Как? Значит, он не узнал? Он думает, что на портрете какой-то чужой мальчишка! Одну минуточку, одну минуточку. А за что же он тогда её стукнул? И рассердился — за что?

— Серый! За что? — радостным голосом спросила она. Она уже начала догадываться. — Это условность, Серый!

А он быстро уходил по улице, шаги решительно скрипели на морозе. Обернулся и крикнул:

— Ещё получишь! Друга выискала! Условность!

Она потёрла шею и побежала домой.

До чего хороший сегодня вечер!

А Серёжа шёл по синему снегу и вдруг остановился. Может быть, просто так остановился, на луну загляделся. А может быть, о чём-то догадался всё-таки…

Кира сидела дома и рисовала синий звёздный вечер. Это был очень синий и очень счастливый вечер. Правильно она сделала, что не предложила на выставку коров или подсолнух. Портрет друга — её лучшая работа, хотя и не очень похожий получился портрет.

Но она-то сама знает, кто это.

Сима редко видит свою маму.

Утром мама уходит на работу, когда Сима ещё спит. Вечером мамы тоже нет дома — она разносит вечерние газеты. Симина мама — почтальон.

Сегодня утром Сима проснулась, а на столе лежит записка: «Смотри у меня!» Сима прочитала записку, быстро собралась в школу — она давно всё умеет сама. И яйцо сварила в мешочек, и кашу разогрела, и чаю напилась. Это всё просто.

Шла в школу и думала: ну что это за такая записка — «Смотри у меня!»? Другим детям пишут: «Завтрак на сковородке. Целую. Мама». Или в крайнем случае: «Сходи в прачечную. Целую, мама». А здесь — никаких поцелуев. «Смотри у меня!» Смысл Симе понятен: не ходи после школы хвостом за Катей Звездочётовой, а иди прямо домой. И делай что полагается: вынеси мусор, читай умную книгу, жди маму и разогревай ужин. Никакого баловства. Вот что значат эти слова: «Смотри у меня».

А всё дело в том, что мама воспитывает Симу в строгости. Мама считает, что строгость — самое главное. Ещё она считает, что все плохие люди: преступники, распущенные, пьяницы — все они росли избалованными детьми, потому из них не вышло толка. Так считает мама. Сима с ней не спорит. Она хочет вырасти хорошей и чтобы из неё получился толк. Но строгость иногда огорчает. А иногда действует на нервы.

В этот вечер мама была дома. Она пекла блины, раскраснелась около горячих сковородок. В квартире вкусно пахло блинным чадом.

— Ну? — Мама посмотрела не на Симу, а на часы. — Пришла?

— Пришла. — Сима говорит виноватым голосом. Так хочется, чтобы мама обрадовалась: пришла родная дочь, которую её родная мать не видела долго.

— Опять Катю свою несравненную провожала? Я в окно всё вижу. Идут. Та идёт к своему дому, а эта дурочка от своего дома плетётся, уши развесила. — Мама иногда путает строгость с грубостью. «Уши развесила» — это уже грубо. Но Сима молчит. — Чего ты перед ней унижаешься? Она же тобой помыкает!

Сразу испортилось настроение у Симы. Ну как объяснить маме, что Катя — это Катя. И многие девочки хотели бы провожать Катю до её дома, а Катя не возьмёт с собой любую. Нинку не возьмёт, Людку Обручеву тем более не возьмёт, а вот Симу — да. Симу даже подождёт у раздевалки. Катя выбрала Симу в подруги, вот и всё. Значит, Сима — не последний человек. Катя Звездочётова не только помыкает Симой, она и защищает Симу. И сегодня, когда Андрей Кекушев утащил Симин сапог и носился с ним по коридору, Катя втолкнула его в раздевалку, оттрепала, отняла сапог. «Теперь будешь знать, Андрюшенька, как обижать моих подруг» — так сказала Катя Андрею. Если бы мама могла это слышать… Но она не слышала. Мама невзлюбила Катю. Ну как можно не любить Катю Звездочётову? Как вообще можно не любить того, кого не знаешь? Сима любит Катю Звездочётову, рядом с Катей она чувствует себя уверенной и смелой. Конечно, Катя королева, а Сима — просто Сима. Но как бы там ни было, а часть королевского сияния падает и на Симу. Лучшая подруга самой Кати Звездочётовой.