Эрвин Штриттматтер - Тинко

— Ты что это дрожишь, маленький Шурихт?

— Да мне… да мне надо… стихотворение сказать. «Туман не скроет даль, друзья…» Ты знаешь это стихотворение?

— Знаю, маленький Шурихт. Маленький Шурихт тормошит меня:

— Скажи… скажи мне его тихонько! Я хочу послушать, так ли я его выучил, как ты.

Снова играет музыка. Я шепотом читаю маленькому Шурихту стихотворение. Бабушка толкает меня в бок:

— Да тише, сороки! Вы мне всю музыку портите.

Раздается звонок. На сцену выходит Пуговка и становится перед занавесом. Вспыхивает прожектор. Сноп света заливает Пуговку. Кажется, что Пуговка вот-вот утонет — так много вокруг него света. На минутку он зажмуривает глаза и глубоко вздыхает. Мне страшно за него: Пуговка ведь мой друг. Только бы он не запнулся! Галстук на Пуговке светится, словно синее весеннее небо.

— Это сыночек Пауле Вунша, да? — шепотом спрашивает меня бабушка.

— Да, бабушка. А еще он председатель нашего школьного союза и мой друг-товарищ.

Пуговка приветствует родителей и всех остальных гостей. Он рассказывает, что уже успели сделать пионеры с тех пор, как они организовались в Мэрцбахе, и что они хотят еще сделать.

— Мы состоим в переписке с пионерами Польши… — сообщает Пуговка.

Делается так тихо, что слышно, как люди дышат в зале. Две бледные и худые руки высовываются из-за занавеса и громко хлопают. Это руки учителя Керна. На другом конце зала наш солдат ударяет в свои жесткие ладони. Робкие хлопки пробегают по залу.

— А яблони кто у Кимпеля срезал? Тоже пионеры или как? — кричит кто-то из угла голосом попугая.

В зале опять делается очень тихо. Пуговка в нерешительности: уходить ему за занавес или оставаться. Вдруг в середине зала раздается громовой бас бургомистра Кальдауне:

— Дело с яблонькой пионеры давно уладили! К тому же следует отметить, что это было только одно дерево, и Кимпель публично простил ребят. А теперь тихо, не мешайте!

Бабушка вдруг начинает громко хлопать в ладоши. Соседи подхватывают, и скоро весь зал дрожит от рукоплесканий. Еще не затихли аплодисменты, как две женщины тумаками выпроваживают Фимпеля-Тилимпеля из зала:

— Ступай на улицу, там и кричи себе попугаем, старый забулдыга!

Фимпель-Тилимпель весь съежился. Он ждет, что сейчас последует новый град тумаков, но ни у кого не оказывается времени возиться с подвыпившим музыкантом.

— И откуда это у него посреди недели деньги взялись? Погляди, как нализаться успел! — шепчет бабушка.

— Я видел, как он от Кимпеля выходил. Он тогда уже шатался, — тихо говорит маленький Шурихт и опять весь дрожит.

Пуговка продолжает свою речь. Он просит родителей присылать ребят к пионерам, если им понравится сегодняшнее пионерское рождество.

— А язык-то у него подвешен, как у отца, — замечает бабушка.

— Он, наверно, учителем будет.

Занавес раздвигается. На сцене поют пионеры. Сперва они поют малоизвестные песни, и зрители в нерешительности: нравятся они им или нет. Потом Инге Кальдауне декламирует стихотворение про вола и трактор. Оно очень веселое. Вол и трактор побежали наперегонки. Вол проиграл, и ему очень грустно, что у него сзади нет такого выхлопа, как у трактора. Все смеются и хлопают. Перед представлением снова делается светло. Большой Шурихт важно шагает через зал. По рядам пробегает слушок, что он и есть главный исполнитель. Бабушка наклоняется ко мне:

— А ты будешь выступать, Тинко?

— Нет, не буду, бабушка. Я у них не записан.

— А дорого ли записаться к ним?

— Нет, не дорого.

— Так ты запишись.

— Дедушка заругает.

— Боже мой, дедушка! Да я за тебя сама заплачу, гроши такие.

— И еще я не умею так салют отдавать, как у них положено. — Жалко, что приходится огорчать бабушку.

Начинается представление. Его для пионеров сочинил учитель Керн. В нем рассказывается про трех ребят: двух братьев и ихнюю сестренку. Ребята эти: Стефани, Зепп Вурм и большой Шурихт. Шурихта на сцене зовут Гансом. Он тот самый Ганс, который всегда все делает шиворот-навыворот. Надо уроки готовить, а Гансу хочется играть и кувыркаться. Стефани и Зепп делают уроки, а Ганс им все время мешает. Только Стефани и Зепп приготовили уроки и собрались идти играть, как Ганс требует, чтобы они теперь садились и делали уроки вместе с ним. И так без конца. И вот они все втроем отправились в лес срубить елку к рождеству. Ганс, конечно, сразу же говорит, что надо идти по той дороге, которую из них никто не знает. Он один идет по этой дороге и скоро начинает понимать, что заблудился. Спускается ночь. Его брат и сестра давно уже пришли домой, а Ганс все никак не может выбраться из лесу.

Большой Шурихт ходит по сцене между маленькими сосенками и ищет дорогу. Он делает вид, что вот-вот превратится в ледышку, трясется и поплотней застегивает свою куртку. Руки он засовывает глубоко в карманы, но ему все равно очень холодно.

— Да вон она, дорога-то! — пищит в зале чей-то малыш. Большой Шурихт даже останавливается на минутку, но тут же спохватывается и снова ищет дорогу, стуча ногой об ногу, чтобы согреться.

Снова в зале раздается детский голосок:

— А братик и сестра твои давно уже дома сидят. Ты беги скорей, а то тебе конфеток не достанется.

Опять народ смеется. Большой Шурихт подходит к краю сцены и кричит вниз:

— Чего орете-то? Я тут из-за вас никак не замерзну как следует.

Смех делается громче. На сцену выходит учитель Керн и успокаивает зрителей. Он подает большому Шурихту знак: играй, мол, дальше и не давай себя сбивать. Так, с помощью учителя Керна, брат и сестра находят Ганса, который всегда все делал шиворот-навыворот. Он себе и другим испортил рождественский праздник. Это-то и заставляет его одуматься. Напоследок он говорит:

— Чтоб меня черти слопали, если я хоть раз еще такую глупость сделаю!

Так кончается представление.

Маленький Шурихт толкает меня в бок. Сейчас его очередь выступать. Бедный маленький Шурихт! Он стоит на сцене и заикается. Скажет две строчки, весь затрясется, покраснеет до ушей и топнет ножкой. Потом вспомнит еще две строки и опять застрянет. Вдруг он как закричит на весь зал:

— Тинко это стихотворение тоже может сказать!

Снова все смеются. А ребята кричат:

— Тинко, Тинко, иди ты скажи!

Приходится учителю Керну опять подниматься на сцену и успокаивать. Прищурив глаза, он кого-то ищет в зале. Наконец он видит меня и машет мне рукой. А я, как в классе, встаю и отвечаю стихотворение от первой до последней строчки: