Аркадий Млодик - Дарю веснушки

Утром проснулся от подозрительной тишины. Обычно, когда мама с папой спешат на работу, шума хватает. Да и бабушка всегда воркует над ухом и тормошит меня.

А сегодня прислушиваюсь — ни звука! Значит, рано. Мне же спать не хочется.

Почмокал губами и даже покрутил языком во рту.

Ничего противного не почувствовал. Вроде меня и не заправляли касторкой. Но я-то уж её, проклятую, никогда не забуду.

Вынул из-под подушки письмо клоуна. Прочёл ещё раз.

На какой это он уговор намекает? Конечно, на то, чтобы я про кино не хвастался. А я вчера чуть было не рассказал об этом раньше времени. Может, клоун о дисциплине и отметках напоминает? . .

Всё равно, решаю, придётся над силой воли ещё поработать.

Видно, я про силу воли вслух произнёс. Потому что сразу стало в квартире шумно. Оказалось совсем не рано. Все давно уже встали.

— Ну-с, герой, как дела?—спросил папа.

— Отлично. В школу пойду.

— Так я тебя и пущу!—вмешалась мама. — Что-то неспроста ты в школу вдруг рвёшься... Опять что-нибудь надумал!

— Ай-ай! — заволновалась бабушка. — Как же ты, голубчик, пойдёшь? Ведь не поправился! Надо врача позвать.

А папа сказал:

— Раз он считает, что у него всё отлично, пусть идёт.

— Ни за что на свете! — возразила мама.

— Пора ему наконец научиться отвечать за себя! — твёрдо сказал папа.

Спорить им было некогда.

— Посмотрим, к чему приведут твои поблажки! — вздохнула мама.

И убежала на работу. Папа — тоже.

Бабушка осталась со мной. Мне всегда её жалко, когда она волнуется.

Чтобы её успокоить и доказать, что я совершенно здоров, перекувырнулся на кровати. Затем вскочил и перепрыгнул через стул.

Бабушка сначала испугалась, потом засмеялась.

— Ну и озорник! Будь по-твоему, баловень. Одевайся уж. Пойду завтрак готовить.

Когда бабушка смеётся — всегда меня слушается.

— Бабуля! — закричал я ей вдогонку. — Давай всё, что есть. Очень голоден!

Когда я оделся, умылся и вышел на кухню, на столе стояли овсяная каша, кисель, чай и сухарики. С таким пустяком справился вмиг. Чувствую, вроде и не ел.

— Бабушка, бабусенька, ну чего ты хихикаешь?— спросил. — Я же есть хочу. А ты мне, как малышу, — кашку! Ты мне хоть вчерашние сосиски дай!

— Ваське отдала, — оправдывается она. — Прописал бы тебе доктор касторку на каждый день, не стал бы капризничать: «Этого не ем, того не хочу!»

— Обманул меня твой доктор. Не знаешь, как ему удалось сделать вид, что она вкусная?

— Не иначе, как он сухую пробку лизал. «Надо будет опыт перенять! — подумал я.—

Теперь, когда с кем-нибудь спорить буду, то только на касторочку. Да и клятвы тоже на ней заставлю давать».

— Ну как, насытился?—спросила меня бабушка.

— Во! — похлопал я себя по животу.

На самом деле я справился бы ещё с пятью завтраками. Но я спешил. И пока бабушка возилась с кастрюлями, я проник в её комнату и взял из аптечки бутылочку с касторкой.

— Ну, я пошёл!

— Как пошёл?—запричитала бабушка. — Ещё восьми часов нет! Ты что, и поговорить со мной не хочешь?

— Некогда! — ответил я, и, схватив портфель, выбежал на лестницу.

На лестничной площадке я встретил Лиду.

— Ты куда?

— К тебе.

— Зачем?

— Ты же болен. Проведать.

— Ничего я не болен.

— Не болен? Ну и хорошо! Похлопотал? ..

— Понимаешь... не удалось. А пока... сходим лучше к фотографу.

— Зачем?

— Отвыкни ты от этой противной привычки: зачем да зачем? Придём — узнаешь.

Лида надулась, перестала разговаривать со мной. Я уже решил первый кончить игру в молчанку. Но вдруг увидел Булина.

Он ехал на велосипеде. На багажнике у него лежали полбуханки белого и полбуханки чёрного хлеба мякишем кверху. А на хлебе сидели голуби и клевали его. Мы с Лидой переглянулись и чуть не прыснули со смеха. Я вовремя сдержался.

— Отойди в сторону, — прошептал я Лиде.— У меня с ним мужской разговор.

Она побежала вперёд. Булин застопорил около меня. И спросил:

— Слушай, Ильюшин! Верно, что ты автомобиль выиграл?

Я подумал: «Кто бы это насплетничал про меня?» И ответил на вопрос вопросом:

— Слушай, Булин! Верно, что ты голубятню завёл?

Он мне:

— Какую голубятню? Нет у меня голубей.

Я ему:

— Сам видел!

Он мне:

— Давай поспорим.

Я ему:

— Давай!

Он мне:

— На что?

Я ему:

— На касторку.

Он мне:

— Как это — на касторку?

Показываю ему бутылку.

— А вот так. Кто проиграет — всё выпьет.

— Касторка настоящая?

Для того, чтобы Булин не испугался, я вынул пробку и, как доктор, почмокал губами, лизнул её. И... чуть не задохнулся от пакости.

Булин же не только не испугался, а, обрадовавшись, заторопил меня:

— Идёт! Согласен! Как докажешь?

Уверенный в своём выигрыше, он протянул мне правую руку. Левой рукой он разнял нас.

Тогда я ему на багажник показал. Он обернулся и заорал:

— Киш! Киш! — И нажал на педали. Я ему кричу:

— Проспорил!

Он вовсю от меня дует. Голуби — за ним. Он одной рукой от них отбивается. Другой за руль держится. А ногами крутит и крутит.

Разве догонишь его?!

Пока шли к фотографу, я у Лиды выпытал, что произошло без меня в школе. Во-первых, никаких мух толстуха не приносила. Она подарила нам для живого уголка двух канареек и щегла. Во-вторых, весь класс и Марина Семёновна очень беспокоились,' куда я пропал. В-третьих, все говорят о выигранном мною автомобиле.

— Между прочим, — спросил я, — что значит «все говорят»? По радио или по телевизору передавали? Выражайся точнее.

— Между прочим, я всегда точно выражаюсь. Это у тебя всё секреты. Если хочешь знать, так моя мама тоже слышала про твой выигрыш.

— Между прочим, — сказал я Лиде, — пусть сплетничают. Мне это совершенно безразлично.

В это время мы подошли к фотографии. На двери была надпись: «Пятница — выходной день».

— Не послал, значит, наши портреты фотограф Кириллу Яковлеву. Что же теперь делать? — с досадой сказал я Лиде.

— Какие фотографии? Кому не послал?

«Проболтался! А может, и к лучшему? Без помощницы не обойтись. Придётся, видно, нашу тайну Лиде открыть. Она не выдаст», — решил я.

— Слушай, Лида!—сказал ей. — Пойдём. Я тебе одну тайну открою. Только это такая тайна... Хоть бы тебя пытали самой страшной пыткой, никто её узнать не должен.

Лида схватилась за свою булавку.

— Опять будешь язык колоть? — остановил я её. — Ерунда это. Ты рыбий жир любишь?

— Отвратительная пакость!

— Твоя пакость по сравнению с моей — мороженое,— сказал я и вытащил бутылку с касторкой.

Хорошенько встряхнув бутылку, вынул из неё пробку и приказал Лиде:

— Лизнёшь — поверю.