Мария Парр - Тоня Глиммердал

Гроза Глиммердала смотрит на Хейди в ужасе.

— А где же будет жить Гунвальд?

Хейди прячет письмо обратно в карман и сплевывает жевательный табак.

— Плевать мне на Гунвальда, — говорит она просто.

В голове у Тони происходит короткое замыкание.

От слов «плевать мне на Гунвальда» она впервые в жизни по-настоящему взбесилась. В голове раздался щелчок, и Тоня во второй раз ринулась в драку. Правда, сейчас ей бы следовало подумать получше, а не набрасываться, как белка на динозавра. Хейди стиснула ее железными руками и без усилий подняла в воздух.

— Нельзя плевать на Гунвальда! — визжит Тоня.

Она плюется и брыкается.

— Можно, — отвечает Хейди спокойно. — Замолкни. Но Тоня не перестает, потому что Гунвальд ее лучший друг и он за всю жизнь ни разу ее не обидел.

Если Гунвальд не сможет вернуться домой, то он умрет, в этом Тоня уверена. И что тогда Тоне делать? Что будет в Глиммердале без Гунвальда? У нее внутри всё чернеет, стоит ей только подумать об этом. Даже мысли такой ей не вынести!

— Ты не имеешь права продавать! Я подговорю всех в Глиммердале, и никто у тебя не купит, — хрипит Тоня.

Хейди отпускает ее.

— Говори с кем хочешь, Тоня. А я поговорю с владельцем кемпинга, он мечтает купить этот хутор. Собирается строить тут гостевые домики. Здесь выше, и вид лучше, чем внизу.

Ну всё. Довольно. Эта дылда просто сумасшедшая. Как можно продать хутор Гунвальда этому Клаусу Хагену? Только через ее, Тони, труп. Ничего, она поломает им планы. Тем более что ясно, с чего надо начать. Если бы не кофейник, ничего бы не случилось. Тоня поднимается по ступеням, тяжело печатая шаги.

Кофейник стоит на столе. Из него идет пар. Рядом лежит открытая зеленая книга. У Тони мелькает мысль взять книгу домой, ей интересно узнать, чем кончилось дело с Хейди во Франкфурте, но она чувствует, что хватит с нее Хейдей, достали. Взрыв — вот что сейчас нужно. Такой, чтоб небо содрогнулось. Тоня берет кофейник и, не удостоив Хейди взглядом, спускается с крыльца. Спокойно и невозмутимо выливает кофе на грядку, где у Гунвальда растут разные пряные травки. Кофе особенно хорош для луковичных растений, всегда учил ее Гунвальд. Хейди ничего не говорит. Но с интересом наблюдает, как гроза Глиммердала кладет кофейник на землю посреди двора, запихивает в него огромную хлопушку, достает из кармана зажигалку, запаливает, отбегает и прячется за тележку.

Проходит пять секунд, и грохочет взрыв такой силы, что по всей долине люди пригибают голову и вздрагивают. Можно подумать, небо раскололось. Салли срочно принимает таблетку, Гладиатор перестает жевать, страшная собака ложится на пузо и скулит, как белая мышь.

Но кофейник цел.

— Я еще вернусь, — предупреждает Тоня Хейди.

— Не сомневаюсь, — сухо отвечает дочка Гунвальда продолжая пить кофе, как будто никакого взрыва и было.

— Жив, да?

Тоня солдатским шагом входит в палату Гунвальда, не обращая внимания на двух его соседей, спящих в своих кроватях. Гунвальд съеживается, как вопросительный знак. Он ничего не знает. Даже не подозревает, что его хутором вот-вот завладеет Клаус Хаген. Не догадывается, что Тоня подралась с его дылдой-дочерью, что она летела сломя голову на велосипеде через всю деревню, чтобы успеть на одиннадцатичасовой теплоход, что ей пришлось умолять Юна-матроса разрешить ей проехать бесплатно и рассчитаться на обратном пути, что она сама искала в городе больницу и успела несколько раз заблудиться. Всего этого Гунвальд не знает. Но что гроза Глиммердала стоит в его палате и что она очень сердита — это он видит.

Тоня не делает скидки на то, что Гунвальд еще не оправился после операции.

— У тебя есть дочь, — сообщает она для начала, если вдруг Гунвальд забыл. — И ты подарил ей хутор. Теперь она продает его Клаусу Хагену. И у нее волкодав с меня ростом, и…

Тоня замолчала так же резко, как заговорила, потому что вдруг увидела, что Гунвальд стал белого цвета.

— Неужели она?..

— Неужели она что?

— Неужели она приехала?

Гунвальд шепчет еле слышно.

— Да, — бурчит Тоня и скребет щеку.

Что теперь сказать, никто не знает. Тоня опускается на стул рядом с кроватью Гунвальда, слева и справа посапывают его соседи.

Тоне очень скучно в Глиммердале без Гунвальда. Она оборачивается к нему, чтобы рассказать, как именно ей его не хватает, и видит, что он закрыл лицо руками и содрогается всем телом. Елки-иголки — Гунвальд плачет. От неожиданности Тоня теряется. И что теперь делать.

— Слезы — это не опасно, — сказала однажды мама. Тоня помнит, когда она это сказала, — когда у Петера умер папа. Тоня тогда испугалась, потому что Петер ужасно плакал.

Человек выплакивает часть своего горя, и тогда его легче утешить, — объяснила мама.

Но Тоня первый раз видит Гунвальда плачущим. И не представляет, как ей его утешить. Она гладит его по всклокоченным волосам. Гунвальд прячет лицо в ладонях, а Тоня набирает побольше воздуху и начинает тихо рассказывать всё по порядку. Как в кухню вломилась собака, как Хейди села на ее стул и как папа сказал, что Хейди выросла.

— Очень выросла, — добавляет Тоня от себя.

Она рассказывает даже, что подралась с Хейди, но не упоминает, что та хочет наплевать на Гунвальда. Такие слова Тоня Глиммердал произнести не в силах.

— Хочешь, я привезу ее сюда? — неуверенно предлагает она под конец.

— Нет!

— Ты же ей папа…

Тут Гунвальд перестает плакать.

— Да уж, папа! Только когда приспичит.

В голосе столько обиды, что он кажется Тоне чужим.

— Хейди уехала, и след простыл! А вернулась только потому, что я написал, что умираю. И что отдаю ей хутор. А она может его продать.

Слово «продать» Гунвальд говорит таким тоном, какого Тоня раньше не слышала. Сразу понятно, что если бы Гунвальд не был прикован к кровати из-за сломанного бедра, он бы немедленно звезданул об стену пару стульев.

— Продать хутор, — говорит он и закрывает глаза.

В палату заглядывает медбрат. Сейчас не приемные часы, говорит он. Гунвальду нужен покой, а его соседям — сон. Лучше бы Тоне пойти пока домой. Но Тоне неохота домой. Она вообще не знает, куда себя девать.