Эндре Эриксен - Осторожно, Питбуль-Терье!

— Мне запретили приводить в дом гостей, — говорит он. — Из-за питбуля. Еще накинется, — лицо делается мягче, он складывает губы трубочкой. — Я просто хотел предупредить. Бывай.

Он поворачивается спиной, собираясь уходить.

— Кстати, — громко говорю я.

Питбуль-Терье оборачивается.

— Мне тоже запрещено приводить в дом гостей.

Глазки Терье превращаются в щелочки.

— Это почему?

Судя по тону, он раздосадован.

— Нельзя, и все.

— Но ведь я к тебе приходил!

— Это было исключение, подтверждающее правило.

— А-а.

— Бывай.

— Увидимся завтра.

— Не у меня.

— Не у меня тем более.

Отвыкнуть играть в игрушки куда труднее, чем можно подумать. Руки так и тянутся подержать пластмассовую фигурку, а нос повсюду вынюхивает этот чудесный запах новенькой, только с фабрики, игрушки.

Чтобы справиться с этой тягой, я иду в игрушечный магазин в торговом центре, там очень неплохой выбор плеймобилей.

Я застываю перед огромным пиратским фрегатом. Это совсем новая модель, чего только в ней нет. Я всерьез прикидываю, не попросить ли мне у Юлениссе именно ее.

Вдруг кто-то кашляет у меня за спиной. Это Питбуль-Терье. В руках у него этот же самый пиратский фрегат.

— Эта злыдня не хочет делать скидку, — пыхтит Питбуль, кивая на седую даму на кассе с морщинистым лицом.

Я оглядываюсь по сторонам. Быть застуканным вместе с Питбулем в игрушечном магазине примерно так же приятно, как оказаться без штанов на виду у всех девчонок класса.

А Терье знай себе поет, какой отличный корабль. Он думает, меня трогает, что у корабля огромные мачты с парусами или что пираты сделаны со всеми подробностями, бородами, повязками на глазах и прочими глупостями.

— Раньше меня эти плеймобили не особо интересовали, — говорит он, — но когда я задружился с тобой, так очень их заценил.

По-хорошему, мне бы сказать ему спасибо. Благодаря ему я наконец понял, какое это ребячество — играть в плеймобили. Это ж надо, я чуть было не потратил главный рождественский подарок на такую ерунду!

Я оглядываюсь. В магазине никого, кроме двоих малышей с мамой. В глубине торгового центра я вижу несколько пожилых дам в шубах и этого идиотского Юлениссе в красном колпаке и с накладной бородой, он торчит под елкой, как шоколадный заяц на торте. Пока никого из знакомых не видно. Если сейчас сбежать, все, пожалуй, обойдется.

— Когда штурмуем бункер? — спрашивает Питбуль.

Я делаю вид, что ничего не понимаю.

— Чего?

— Бункер. Хватит время тянуть.

— Сначала нужно придумать план.

— Ну придумай, — стонет он.

В данную секунду голова моя занята выработкой другого плана — как поскорее унести отсюда ноги. Но Питбуль от нетерпения дрожит, а глаза чернеют, как две грозовые тучи.

Я выпаливаю, абы сказать:

— В главной роли будет твой пес, — говорю я.

— Как так?

— Мы вытравим их из бункера твоим псом.

— Питбули смертельно опасны, — говорит он.

— Вот именно! — говорю я. — Намордник у него есть?

— Есть, конечно.

— Отлично! Ну что — завтра?

Прежде чем Питбуль открывает рот, чтобы возразить, я на всех парах вылетаю из магазина игрушек.

Этот дурацкий план с питбулем, конечно, выдумка чистой воды. Надо быть психом почище Терье, чтобы натравить на своих лучших друзей собаку-убийцу.

На свои личные деньги я покупаю две поллитровые бутылки колы и иду навестить Курта. Дома его не оказывается. Еще бы. Кто станет сидеть дома, когда к его услугам отдельный бункер?

Курт один в бункере. Он берет колу и пьет прямо из горла.

— Здорово у вас тут стало, — говорю я, озираясь по сторонам. На стенах прибавилось постеров с женщинами. Некоторые совсем голые. Нет, я ничего против женщин не имею, но предпочитаю, когда они одеты.

— Приходится стараться, раз к нам сюда девушки ходят, — ухмыляется Курт и вытирает рот рукой.

— В мое время здесь столько женщин не бывало, — говорю я.

Курт вытаращивает на меня глаза.

— Ну да, сначала бункер был моим. Это потом Питбуль-Терье его отнял, — говорю я.

Курт удивлен. Для пущей убедительности я добавляю:

— Это он натащил сюда игрушек.

— Понятно, — кивает Курт, делая глоток колы.

— Так что настоящий хозяин бункера я, — говорю я.

Курт отнимает ото рта бутылку и улыбается понимающей улыбкой.

— Жаль, что у нас не хватает девушек, чтобы тебе тоже участвовать в наших праздниках, — говорит он. — Тебе бы понравилось. У нас тут круто.

— Ничего страшного, — говорю я.

Курт продолжает сосать колу.

— Но если б я мог бывать здесь, когда у вас нет праздников, это было бы… прикольно.

Курт поднимает на свет бутылку, в ней осталась примерно треть. Он бросает взгляд на меня, улыбается, задерживает дыхание, прижимает горлышко ко рту, и кола бульк за бульком исчезает у него в желудке. Опустошив бутылку, он победно рыгает и смотрит на меня с торжеством.

— Фантастика! — говорю я.

— Ой, — говорит Курт, озадаченно глядя на пустую бутылку. — Ничего не осталось. Я забыл, что ты, может, тоже хочешь.

— Ничего страшного, — говорю я. — Мне главное изредка получать обратно бункер. Курт закашливается. — Возможно, — говорит он. — Возможно…

В первый день каникул я иду на почту за посылкой с маминым заказом. Когда я ставлю ящик на кухонный стол, мама улыбается и говорит:

— Вот и елка!

Я смотрю на коробку. Она высотой сантиметров пятьдесят. И почти ничего не весит. Если внутри елка, то это должна быть какая-то игрушечная микро-елочка.

Хуже того: она может быть только из пластмассы.

У меня в душе все обрывается.

Я знаю, что должен радоваться. У миллионов детей нет вообще никакой елки. Вот только очень трудно радоваться тому, что человек ненавидит.

Мама вскрывает коробку и начинает вытягивать из нее уродливую елку. Уже украшенную блестками и красными шарами.

Я пас. Это выше моих сил. Лучше и правда отменить все это безобразие.

— Красивая, да? — говорит мама.

— Ну-у, — тяну я. Мама смотрит на меня серьезно.