Ахто Леви - Такой смешной Король! Повесть первая: «Король»

Произносил он русские слова деревянно, но солдаты его поняли. Они взяли ящик с «Филипсом» и вышли. Распрощался и господин Векшель.

Только они ушли, пришла Хелли.

— Так… увезли?

Алфред сидел молча, смотрел в окно, и Король смотрел в окно, а за окном был красивый день, было солнечно и тепло, потому что лето в этом году выдалось исключительно теплое. Хорошо было за окном.

Королю хотелось туда. Он никак не мог понять взрослых, способных целые дни сидеть в помещении, читать или чем-нибудь пустяковым заниматься, например вязать, когда на улице движение, звуки, запахи, краски — жизнь. Но Алфред не видел солнца и не почувствовал тепла: война коснулась теперь и их.

— Надо спрятать твои фотографии, — сказала Хелли и принялась доставать альбомы и вынимать из них фотографии Алфреда, те, на которых Алфред был заснят в военной форме. Хелли завернула эти фотографии в бумагу и вышла из дома.

— Понесу к Калитко, Мария их спрячет, они русские, к ним-то не придут обыскивать.

— Почему, собственно, должны обыскивать? — пытался возражать Алфред, но опять махнул рукой и повернулся к окну.

— Уж лучше так, такое время, — Хелли пошла к Калитко.

А Король думал, что хорошо, когда соседи русские, можно отдать что-нибудь спрятать. Но как же его день рождения? Он смутно догадался, что торта со свечками не будет, война отменила.

Война отменила не только день рождения Короля, но он мало что знал об этом. В торжественную комнату его не пускали, разговоры в ней велись при закрытых дверях, так что и подслушать не всегда удавалось. Собирались люди к Алфреду так же, как в те дни, когда был «Филипс». Говорили про речь Молотова — кто таков? В газете, естественно, напечатали приказ о мобилизации, и стало ясно, что если родившиеся от 1906 до 1918 года подлежат ей, то и Хуго мобилизуют, а Алфред пока что «сорвался с острия ножа» в лучшую сторону, поскольку ему повезло родиться на год раньше. Везде по городу был расклеен приказ нового городского головы. В нем запрещалось собираться в парках, на улицах и площадях. В случае неожиданного воздушного нападения сигналом тревоги считался долгий гудок паровой мельницы, конец тревоги означали короткие гудки.

Потом военный комиссариат обязывал к двадцать шестому июля всем владельцам мотоциклов сдать их в отделение милиции к десяти часам независимо от того, исправны они или нет, а за недоставку — к ответственности. За этим последовало другое распоряжение: в течение сорока восьми часов населению сдать все огнестрельное оружие, мечи, сабли, шпаги, ножи, кроме хлебных. Вскоре опубликовали очень неприятный для Его Величества указ, который звучал так: «запрещается выезжать из города на велосипедах, нарушители указа отвечают по законам военного времени». Сам этот указ Королю неприятностей не причинял, но его последствием стали нарушения, потому что, когда закона нет — нечего и нарушать, когда же его создали, появилось что нарушить. Когда же этот указ нарушили, появились основания для нового указа, а его исполнение приводил в действие все тот же господин-товарищ Векшель, который опять разъезжал с солдатами на грузовике по городу и собирал велосипеды, как до этого радиоаппаратуру. Алфреду взамен он дал еще одну бумажку, а Король… Он уже почти прилично научился кататься на велосипеде и планировал дальние экспедиции.

Это было не последнее огорчение, вызванное войной.

Через замковый парк прохода не стало, входы в него охраняли часовые, которые говорили «нельзя». Люди стали вести себя странно, разговаривали шепотом, всегда спешили, на ночь глядя из дома выходить остерегались. Королю было непонятно, почему пропали президент и Лайдонер. Говорили, что их арестовали за то, что они финнам, когда Советы урок давали, подарили подводную лодку, а Король отдал бы полжизни, чтобы хоть однажды увидеть подводную лодку.

Что там подводную! Если раньше в бухте можно было хоть на ялике погрести, теперь везде лодки оказались на замке, а рыбачью пристань обтянули колючей проволокой. Такого в городе Журавлей раньше никогда не бывало.

Все равно лодки исчезали и тут и там. Из некоторых домов за ночь неизвестно куда пропадали люди, а вещи оставались на месте, заходи и бери что хочешь — никто не обидится. К Алфреду уже не ходили в гости слушать, как он играет на аккордеоне, не заходил даже доктор Килк. Единственно главный советник Карла Тайдеман нет-нет да и заглядывал ненадолго. А Король продолжал бегать по своим делам, но ему не пришлось больше наслаждаться независимостью на веранде: на этом настояла Хелли, и Алфред с ней согласился. Королю пришлось снова довольствоваться комнатой и постелью в небесно-синем доме. Не только Короля огорчало такое решение сильных в мире окружавшем, но и Сесси. Когда же Его Величество проживал на веранде, к нему однажды заявились неожиданные гости — Сесси и Антс с хутора Ару. Еще на Сааре Манчи как-то намекал на их привязанность друг к другу, по поводу чего этот борец сеновальный позволял себе даже непонятные Королю шутки. Сесси всегда нравилась Королю своей душевной теплотой и детскостью в характере, она была близка и понятна ему. Антс тоже держался с Королем по-деловому и дружелюбно, к тому же он внешне немного даже был похож на Сесси — овалом лица, нежным ртом, круглым подбородком и роста небольшого, не выше Сесси.

— Мы к тебе в гости! — воскликнула Сесси, приветствуя Короля. — А позже и к нам придут гости. Ты не возражаешь?

Король был гостеприимен, но угощать гостей ему было нечем. Его удивила просьба Сесси не говорить о их посещении в небесно-синем доме. Подумав же, он решил, что это, вероятно, из-за этих шуток в их адрес, отпущенных тогда Манчи на Сааре. Он сообразил, что ему тоже бы не понравилось, если бы о его чувствах к Эльне… Марви все узнали. А вот насчет угощения… Решил побежать по садам, нарвать яблок. Сады, правда, не входили в состав королевства Люксембург, но яблоки от этого не перестают быть яблоками. Когда он наконец примчался — пришлось наведаться не в один сад, даже собаки попадались, а не все собаки относились к нему, как Вилка, — его ждала уже целая компания, добавились еще две девушки и паренек одного возраста с Антсом.

Все принялись весело грызть яблоки, которые были еще не совсем спелые, в этом краю они поспевают поздно, к концу августа — сентября. А потом новый паренек продолжал читать из тоненькой брошюрки.

— Мирный договор с Эстонией сильно повредил осадной политике Антанты…

— Ты перепутал страничку, — закричал Антс.

— Да, — поправился парень и перевернул страничку. — Мирный договор был подписан в Тарту второго февраля тысяча девятьсот двадцатого года в два часа ночи. Рано утром зазвонил телефон и в квартире Ленина в Кремле, и по прямому проводу ему сообщили о благополучном исходе переговоров.