Ахто Леви - Такой смешной Король! Повесть первая: «Король»

— Война на земле идет, не прекращаясь, — объяснил Карла. — Это все равно что приливы и отливы на море или как землетрясение: где-то сегодня, где-то завтра, где-то через год, где-то меньше, где-то больше, но всегда существующее. Бедствие это, стихийное бедствие!.. Это в природе человека, — сказал Карла задумчиво.

Помолчав немного, он спросил Короля:

— Ты любишь драться?

— Приходится, — признался Король. — Без этого как? В классе… Да вот на улице Моря находятся всякие, кто о себе воображает… Со всеми, конечно, не справиться, но…

Но если уж он, Король, знает, что справится, то никакой сопляк пусть не надеется.

— Можно ведь не иметь дело с тем, кто не нравится, — предложил идею главный королевский советник. — И если кто-нибудь не нравится, можно же мирно урегулировать?

Король махнул рукой. Карла столько знает, а не может понять пустяка: когда сопляки задирают нос, они должны быть за это наказаны. А если они не задирают нос, значит, они трусы и за это должны понести наказание, а если кто-то окажется к тому же морально нечистоплотен, пытаясь откупиться от Короля взяткой в виде книги о половой гигиене, того следует бить регулярно в порядке обучения общественным наукам.

— Вот видишь, — сказал Карла, — война и в твоей природе существует. То же самое происходит и в мировой политике: одни не уважают других, людьми не считают и тоже о себе воображают, а потому вечно друг друга убивают.

Раздался грохот, и все увидели столб дыма совсем близко.

— Это в Большой гавани, — сказал кто-то, — или это склад на Вильденбергской. Там, наверное, боеприпасы. Слышите, как трещит…

Действительно, с той стороны, где только что поднялся столб дыма и огня, теперь доносился треск, словно шел бой и стреляли из винтовок.

— Это патроны… — определил тот же человек, — горят.

В это время над их головами с ревом пронеслись самолеты. Все на мосту хором загалдели:

— Немецкие!

— Три немецких истребителя.

— Один русский, тот тупоносый, маленький.

Самолеты кружились на сравнительно небольшой высоте, словно устроили представление для находящихся на мосту. Они с ревом носились друг за другом, и с неба слышалась такая же трескотня, как со стороны горевшего склада боеприпасов. Король догадался, что треск — это пулеметные очереди. Шел воздушный бой. Но почему тупоносый один против трех врагов? Король был в недоумении: что же, у него товарищей нет? Когда не было войны, их много кружилось над бухтой, а теперь один…

Королю нетрудно было решать, за кого он. Конечно, за того, кто один против троих. Он — за справедливость. Из разговоров остальных на мосту он заключил, что они ни за кого не переживают.

— «Мессершмитты», — определил понимающе все тот же, по-видимому рыбак.

— А этот шустряк! — воскликнула одобрительно какая-то женщина.

А Король думал о том, видят ли Валдур и Свен воздушный бой. Он был горд, что видел своими глазами. Будет что рассказать.

Шустрый действительно был малый не промах: он то нырял вниз так же, как они это делали в мирное время, то вверх, то кувыркался, как Вилка зимою на снегу, и кто-то на мосту сказал:

— Хочешь жить — не так закрутишься.

Треск раздавался беспрерывно.

Однако сколько ни крути, ни верти, а одному против троих трудно, и немцы его подбили. Самолетик врезался в море неподалеку от маленького островка Лайамадала. Там, куда он упал, море неглубокое, и самолет, ушедший в воду носом, был виден, вернее из воды торчал его хвост с красной звездой. А летчик? Король все надеялся, что он вынырнет из воды и поплывет к берегу, но никто не появился, значит, утонул, а скоро и хвост самолета дернулся и исчез.

На мосту стало тихо. Женщина, сказавшая, что «этот шустряк», охнула.

— О господи! — прошептала она.

— Да-а… — произнес рыбак.

«Мессершмитты» все кружили, словно высматривая, кого бы еще утопить, но в небе больше никого не было, и они устремились в высоту в направлении Абрука. Раздался оглушающий взрыв там, где стояло Раннакохвик (кафе), и тоже столб дыма да огня метнулся ввысь, сразу же следом поднялось огромное черное облако у Ползучего острова, и секунду спустя от мощного взрыва даже в ушах треснуло, где-то с другой стороны тоже громыхнуло, кто-то определил:

— Это у Медвежьего озера.

Затем поднялся дым, и раздался грохот там, где дом Раджиевского. Грохот стоял превосходный.

— Это, конечно, интересно, — сказал Карла, — но если тебе не повезет, то не такие еще увидишь взрывы… Не дай бог!

И он потянул Его Величество за собой.

— Наверное, дома волнуются за тебя.

И правда, Король сам это предчувствовал, то есть предчувствовал, что приближается час очередной порки — урока общественных наук.

Урока общественных наук, к счастью, удалось избежать благодаря неожиданному появлению Сесси. Когда Король робко открывал дверь кухни в небесно-синем доме, он ждал гневных расспросов и всего последующего, но в кухне возились Хелли и Сесси, тут же и Алфред, раздался приветственный возглас Сесси, адресованный появлению Его Величества. Он успел сообщить, что… «мы с Тайдеманом смотрели, как самолет подбили», и Алфред вполне заинтересованно выслушал историю о том, как они «с Тайдеманом» были на мосту. Потому что шляться без Тайдемана неизвестно где, хотя бы на Каменном мосту, — это одно дело, а смотреть на происходящее в жизни «с Тайдеманом» — это другое дело. Во всяком случае, с Тайдеманом можно больше, чем без Тайдемана. Хотя они с Тайдеманихой и являются крохоборами, над которыми в их отсутствие насмехаются, но тем не менее Тайдеману принадлежат три дома, в том числе и тот, в котором живут они. Главная причина спасения Короля была все же Сесси. Одно к одному.

Состоялся ужин.

На ужин Хелли сварила гороховый суп с копченой свининой из ученого саареского кабана, который умел сказать спасибо после кормежки: подойдя к тому, кто ему подлил в корыто еду, он благодарно хрюкал. Кабана этого всегда ставили в пример Королю, когда тот, вылетая из-за стола, забывал говорить спасибо. Оказалось, кабан приказал «долго жить», так что Сесси привезла с собой его последний привет в виде ляжки. Отрезая от нее, Хелли сказала:

— Надо тянуть с этой свининой, поди знай, когда теперь до деревни доберешься.

За ужином Алфред расспрашивал Сесси про ее жизнь — где была все это время, хотя времени, в сущности, с тех пор, как она предпочла деревенский воздух их дому, прошло не так много. Но дело в том, что и в деревне, на хуторе Сааре, она не была.

Где же она была, эта неугомонная, своенравная Сесси?

Сесси не считала нужным подробно об этом рассказывать.

— Искала, где лучше, — сказала она. А из ее дальнейшего рассказа все узнали, что устраивалась она на хуторах в разных местах. А зачем?