Н. Черешнев - Марка

«Немецкого урока не будет» — написано на доске. Первые два слова чуть видны; кто-то их небрежно стер, а вместо них аршинными буквами вывел «немца». Надпись от этого одинаково понятна: урок пустой, и поэтому в классе беспорядок. Следящий за тишиной надзиратель сидит на кафедре и что-то пишет, а два гимназиста мешают ему по мере возможности. Поставили себе целью отвлекать внимание Ивана Ивановича от класса и его «дел нечестивых» и вообще, как говорится, заговаривать надзирателю зубы. Кстати и время у них не пропадает даром.

Народу сейчас в классе немного; кто ушел на пустой урок домой завтракать, кто бродит внизу в актовом зале, благо инспектор занят, и некому их препроводить на место жительства — в класс. Оставшиеся мальчики не скучают, готовят уроки к следующему часу, читают. В промежутке между парт упражняется Мыльников, он же «человек без костей». Он у стены учится стоять на голове и почти достиг совершенства в этом трудном искусстве и очень редко обрушивается, стуча сапогами, на пол и пугает бедного Ивана Ивановича. А в углу класса на задней парте засела целая компания. Кому не хватило места на парте, висит на спине товарища. Все очень заняты: — Бог знает в который раз рассматривают коллекцию марок Вани Ласточкина.

Ваня, полный, упитанный мальчик, в курточке из дорогого сукна, немилосердно, правда, выпачканной мелом, оживленно спорить со своим противником, тоже ярым коллекционером, Струковым. Этот — прямая противоположность Ласточкину: одежда у него очень ветхая и кое-где заштопанная, он очень худ и бледен. Когда Мыльников, классный «человек без костей», дает на большой перемене представление, Струков тоже участвует в нем и играет «человека с одними только костями». Мальчик он добрый и хороший товарищ, только очень робок. Но сейчас он осмелел и разгорячился.

— Конечно, подделка! — уверяет он товарищей. — Ты, Ласточкин, должно-быть, ее в магазине купил. Они все марки подделывают: печатают сами марки всех стран, существующих и несуществующих, и продают для коллекций.

Ласточкин обиженно отнимает у говорящего свой красивый дорогой альбом и говорит: «Не может быть, мне ее знакомый подарил, марка настоящая. У тебя вот подделка!»

Его противник вскакивает, как ужаленный, расталкивая товарищей, бросается к своей парте и тащит свою тетрадочку с марками.

— Вот! — показывает он зрителям: — Вот это настоящая Парагвайская марка. Видишь, Ласточкин, и зубчики по краям целы, а у тебя их и не заметно, потом моя с клеем, а у тебя-то что.

Ласточкин угрюмо и внимательно сличает обе марки и обращается к торжествующему сопернику: «Продай ее мне!»

Тот испуганно прячет марку и отрицательно качает головой:

— Не продам. Это марка, брат, редкая, ни у кого нет настоящей, все подделки, как твоя, — смеется Струков, а за ним и все товарищи.

Ласточкин обозлен и исподлобья поглядывает на поддразнивающих его мальчиков, готовый с любым из них затеять ссору. По счастью, кто-то смотрит на часы и испуганно заявляет — «До звонка осталось пятнадцать минут. Булочник, должно-быть, пришел. Ребята — на фуражировку!» — Все тихонько отходят от нарты Ласточкина, и начинается «обходное движение». Состоит оно в том, что двое-трое подходят к Ивану Ивановичу и отвлекают его внимание, а остальные, ловко, без шума открыв дверь, выскальзывают из класса.

Неповоротливый Ласточкин, протискиваясь в узкую щель дверей, производить шум и ловится на месте преступления Иваном Ивановичем. Эмиграция из класса останавливается; Иван Иванович теперь бросил писать и глядит за классом в оба. Несчастный Ласточкин идет обратно на свою парту. Ему приходится вместо горячих калачей и пирожных, волей неволей, есть данные из дому бутерброды с ветчиной. Ему охотно вызывается помочь Мыльников. — «Купил марку у Струкова?» — с полным ртом спрашивает он Ласточкина.

— Не продает, — отвечает тот, тоже с расстановкой, в промежутке между глотками; — а марка у него очень редкая и, кажется, действительно настоящая!

— Если дать хорошую цену, он продаст, — говорит Мыльников: — ему деньги очень нужны. Он живет рядом со мной, и я знаю его положение: мать у них летом умерла, а отец давно в сумасшедшем доме. Живут дети только с бабушкой: он, сестра-гимназистка и еще двое маленьких. Они очень бедствуют, хорошо еще, что домишко у них свой, да в гимназии от платы освобождают. Ты только об этом помалкивай: может-быть, Струков скрывает, свою бедность!

Мыльников доел свою порцию и поэтому без церемонии оставляет Ласточкина и идет заниматься текущими делами; ему надо вырезать на своей парте дырку для какого-то хитрого приспособления. Ласточкин сидит и думает, вспоминает исхудалое синеватое лицо Струкова, его бедную одежду, и становится жаль товарища. — Все в классе знают, что Струков не богат, но он нуждается, может быть голодает, а у нас всего много, и меня балуют. Как бы ему помочь. Попросить папу. А пока что я у него куплю эту марку. Дам пять рублей, что подарили на новые коньки. — Ласточкин на этом успокаивается.

Возвращаются сбежавшие из класса товарищи с калачами и горячими булочками. У Ласточкина текут слюнки, опять есть хочется.

— Иван Иванович! позвольте выйти, — жалобно просится он у надзирателя.

Тот согласен, только чтобы выпущенный не шумел в коридоре.

На другой день перед уроком Ласточкин подошел к Струкову.

— Я тебе дам пять рублей за ту марку, — предлагает он.

Струков растерянно смотрит на него и, заикаясь, спрашивает: — Ты серьезно говоришь.

— Конечно, вот тебе и деньги!

Струков достает книгу, из неё тетрадочку с марками и со вздохом отдает драгоценную марку товарищу. Полученный золотой он украдкой под партой завязывает в уголок платка, чтобы не потерять, и потом грустно смотрит на ликующего Ласточкина. Около того опять собрались товарищи, и довольный Ласточкин показывает всем свою покупку. Струкову грустно: никто теперь им не интересуется, а кое-кто поглядывает на него как будто с насмешкой: — Продал, мол, главное сокровище. Хорош коллекционер! — Не радуют и деньги, хотя они пригодятся, вон башмаки совсем разваливаются. — Вспомнив о башмаках, Струков поднимает ногу на сиденье парты и начинает замазывать чернилами дырку башмака, из которой белеется носок. Кажется, все замазал, глядишь, движение ноги — и опять появляется белое. Струков старается не глядеть на счастливого соперника.

Начинается урок, и вовсе не до того: каждую минуту могут спросить. Учитель ходить по классу и завертывает порой даже в проходы между парт. Начинается трудное место в переводе, и Струков наклоняется к соседу: — «Вася, переведи!»

Оба мальчика, усердно уткнувшись носами в учебник, чуть слышно шепчутся. Их отвлекает от дела поднявшийся шум.