Николай Богданов - Иван Тигров (рассказы)

И только он это сказал, тут же по радио получает приказ: «Назначаетесь комендантом!»

Есть на войне правило такое: какой командир форт или город первым захватил, тот и комендант.

Ну какой же форт или город — тут животное, бегемот…

Не успел разъяснить это сержант начальству, как ударило осколками по рации — так связь и кончилась.

Поправил он каску, встряхнул головой:

«Вот тебе раз, напросился на должность».

Но приказ есть приказ — надо выполнять.

Штурмовая группа дальше пошла, а он передал команду своему помощнику — и к бегемоту.

«А ну, говорит, трофей, слушать мою команду! На место! В клетку! С четырёх ног шагом арш!»

Зверь не слушается.

Солдат-то знает, что он комендант, а бегемот-то не знает. Стоит и горячо попыхивает на него из ноздрей, а сам ни с места.

Вокруг снаряды рвутся — того и другого убить могут.

Что делать? Мимо шли танки. Сержант постучал в броню, умолил командира развернуться и машиной этот живой танк попятить. Так и сделали. Подтолкнули бегемота к его вольере, прямо к бассейну с водой. В этой ванне целее будет.

А тут, на счастье, вскоре и бой кончился, фашисты белый флаг выкинули.

Всем войскам отдых, ликование, а на коменданта — самые заботы. От всех страхов заболел бегемот. Не пьёт, не ест, головы не поднимает. Что делать? Вызвал сержант ветеринарного врача. Увидел тот пациента и как вскрикнет:

«Это что за шутки? Я лечу боевых коней… А меня к чудовищу привели!»

Ну, потом обошёлся. Осмотрел внимательно. Много дыр от пуль нашёл. Фашистские автоматчики бегемота застрелить хотели, зло на нём вымещали…

«Ничего, — сказал ветеринар, — пули у него в мясе застряли, они салом затянутся. Самое опасное — явление шока. На почве нервных потрясений теряется интерес к жизни и раненый может умереть. Надо у него вызвать аппетит…»

И тут же выписал бегемоту рецепт — «спиритус вини».

Как вылили ему в рот солдатский котелок этого лекарства, так он минут пять чихал, до слёз. А потом вдруг развеселился. По клетке бегает, как поросёночек хрюкает. На свёклу навалился — целую груду съел. Бочонок квашеной капусты — на закуску. Солёных помидоров — туда же…

Объелся наш бегемот. Лежит в клетке, а живот горой дует. На весь парк охает, бедняга. Народ вокруг собрался. Солдаты тыловых частей. Шофёры, что у грузовиков баллоны чинили. Военные прачки, которые для стирки госпитального белья тут же в парке котлы кипятили.

«Это что же за безобразие? Чего комендант смотрит? Где «скорая помощь»?..»

Всем бегемота жалко.

Опять комендант несчастный к ветеринару бежит.

«А-а, комендант бегемота?.. Обкормили? Трофей объелся?.. Овощами? Ничего, овощи — пища лёгкая… Грелочку на живот, грелочку!»

Доктору легко сказать — грелочку! А где взять такую? Для бегемотов грелки ещё не поделаны. Вот беда — предписание врача есть, а средств для его выполнения нет! В бою сержант не терялся, а здесь, что делать, не знает, голова кругом.

Советуется с военным народом, что собрался у клетки. А шофёры и говорят:

«Вот невидаль — грелка! Взял баллон из-под задних скатов грузовика, налил кипятком — вот тебе и грелка! Да ещё какая!»

И прачки добавляют:

«У нас кипяток готовый… Не жалко! Заправим грелку!»

Налили кипятку в два баллона. Подкатили бегемоту к животу, приставили.

Ну, точь-в-точь пришлось. Понравилось ему тепло. Живот успокоился. И захрапел бегемот, как богатырь.

Много ещё было с ним происшествий. Некоторые пули пришлось всё же ветеринару извлекать. От заражения крови пенициллином спасать. Выходили зверя…

И так полюбил бегемот своего коменданта, что часу не мог в разлуке прожить. Пить-есть не будет, если сержанта нет. Спит, а сам одним глазом посматривает — здесь ли он. Ну, и комендант к нему всей душой.

И вот устроился однажды сержант вздремнуть под деревом, рядом с клеткой. Бегемот за решёткой, а сержант неподалёку, под деревом. Спит и видит страшный сон. Будто в блиндаж ударил снаряд. Крыша рухнула, и его брёвнами и землёй придавило. Ни вздохнуть, ни охнуть. Смерть пришла…

И уже слышит, как женщины над ним причитают, как над покойником.

«Что такое? — думает. — Если я умер, как же я могу слышать? Что это за крики?»

«Спасите! Помогите! Бегемот коменданта жуёт!..»

Во-первых, бегемот — не телёнок; во-вторых, человек — не бельё, чтобы его жевать!

Приоткрыл глаза сержант потихоньку и сообразил, в чём дело. Это его дружок бегемот о нём соскучился, вылез из своей клетки — дверь-то у неё, повреждённая снарядом, плохо запиралась. Подошёл да и прилёг с ним рядом. Разнежился и заснул. И для полного удовольствия головёнку свою ему на грудь и положил… А в ней пудов пять весу! Вот тут сержанту и приснилось, будто его в блиндаже придавило.

И опять солдатская смекалка выручила: прибежали шофёры с домкратами, подставили домкраты бегемоту под челюсти. Осторожно покрутили и приподняли его морду, как передок автомобиля.

Сержант потихоньку вылез, а бегемот даже не проснулся.

Пожурил он его потом: «Так, мол, нельзя со мной нежничать: ты зверь, а я человек, ты большой, а я маленький. Могу сломаться, как игрушка. Будешь плакать, да не исправишь…»

Много ещё было у него хлопот и приключений. Но самая-то беда — в конце войны.

Едут солдаты и командиры по домам с победой. Заезжают отдохнуть в Кенигсберг, заходят погулять в зоопарк, видят своего знакомого сержанта и смеются.

«Вот, говорят, попал фронтовик в историю! Как же ты теперь вернёшься домой? Чего про войну-то рассказывать будешь? Иные побывали комендантами крепостей, другие — городов. А ты был комендантом… бегемота! Ребятишки засмеют!»

Смущается сержант: «Радист всему делу виноват. Наверное, тогда, в горячие дни, перепутал и доложил начальству: захвачен, мол, форт «Бегемот». У фашистов ведь всё зверское: танк «тигр», самоходная пушка «пантера»… Не мудрено запутаться!

«Радисту война всё спишет, а тебе каково…»

Долго так потешались, пока не вышел приказ начальника гарнизона наградить сержанта за сохранение ценного трофея именными часами.

Так закончил свой рассказ охотник в разодранной волком шинели.

— Вышел, значит, из положения сержант! — улыбнулись слушатели.

— Кто же это был? Не твой земляк? Похожий на тебя — и храбрый, и шутник…

Егерь ничего на это не ответил.

— Что-то подводы долго задержались, — сказал он, закурив. — Давно бы им приехать время. Снега, что ли, глубоки?

И достал из кармана именные часы. Тут все так и покатились со смеху:

— Так это же ты сам был! Ох и шутник ты, Мурашов!

— Какой же я шутник? Это война шутки шутит. Я ведь и потом от этого всё отделаться не мог. После войны всё о бегемоте скучал. Навещать его ездил.

— Это куда же, за тридевять земель?