Шукурбек Бейшеналиев - Сын Сарбая

— Э, не старик, не старик ты совсем! — скороговоркой проговорила Салима. Она не любила возвышенную болтовню. — Вот это и называется, что у вас с сыном стали прорезываться зубы. — Дальше она стала говорить чуть ли не тоном приказа: — Слушай, мерген, если Дардаке правда нашел много хорошей травы, не мучайте бедных овец — не гоняйте их ночевать в кошару. Останьтесь там с ними хоть на одну ночь. Завтра к вечеру вернетесь…

Сарбай покачал головой:

— Ой, жена, что говоришь?! А если замерзнем там вместе с овцами?

— Хо! Будто вы голодные. В горах среди снега разве холодно сытому человеку? Я, помню, маленькой была, и братья мои, и сестры, и я сама в самый большой мороз по снегу босиком бегали. Разве сравняется горный мороз с долинным? Ну, да ладно, учить тебя, что ли… Иди-ка ты лучше в дом, там есть лепешка, испеченная в золе, — возьми ее тоже. Хотела себе оставить, но вам нужнее, а у меня тут всегда найдется, чем наполнить желудок. Зато буду знать — вы там и ночью не останетесь голодными.

Сарбай не мог не согласиться с тем, что жена права. В самом деле, пока коротконогие животные доберутся до пастбища — измучаются. Неужели гнать их еще такой же длинный путь обратно! Да, да, придется, наверно, заночевать. Он вошел, наклонившись, в низенькую землянку, одна стена которой была срезанным склоном холма, а противоположная являлась частью ограды загона. Так что только две узенькие стенки нужно было поставить да положить на доску сверху земляную крышу, вот и готово нехитрое строение. Одно крошечное окошко, печка, небольшой стол и две низенькие лежанки на земляном полу. Сарбай вскинул на плечо ружье, привязал к поясу кожаный мешочек с коробкой спичек; там же лежали на всякий случай кремень, кресало и фитиль. Спички могут подмокнуть, тогда как добывать огонь?.. Запас пищи, положенной для него и сына, уже лежал в мешке. Подумав, Сарбай сунул за пазуху и ту лепешку, о которой говорила жена. Он надвинул поглубже меховой треух и вышел из дому, как выполз. Вроде медведь из пещеры. За то время, что они находились тут, в горах, не стригся и не брился Сарбай. Борода и усы захватили чуть не все лицо, косматые брови прикрывали глаза. Выйдя, Сарбай не сразу разогнулся, хотя поясница у него и не болела. Постоял немного, опершись на лопату, посмотрел на жену, на тех несчастных овец, что оставались в кошаре, — худых, измученных, — и, махнув рукой, пошел к стаду.

— Не страшно тебе одной будет ночевать, а? — Не дожидаясь ответа Салимы, Сарбай махнул рукавицей козлу-вожаку.

Тот понял и пошел, ведя за собой отару. Сарбай погнал отстающих и тут услышал заботливый голос жены:

— Я-то что, не думайте обо мне. Вот как бы волк не перепрыгнул через ограду кошары… Ну, да ладно. Ваше дело думать о том, чтобы овцы наели себе брюхо. — Сдержанно кивнув на прощание, она отвернулась.

Дардаке стоял среди снежной белизны ущелья, опираясь на лопату левым локтем, а правым утирая со лба пот. Красное, обветренное лицо его сияло на солнце, — он был рад, что нашел обильное пастбище. Два месяца назад он даже и не подозревал, что его душу будут веселить такие радости. Вот склон холма, с которого, то ли согретый солнцем, то ли сдвинутый ветром, сполз снег и обнажил большую площадку, густо заросшую желтым перистым ковылем, таким густым и таким мягким, что в нем хотелось поваляться. И дальше, справа и слева, хоть и лежал нетронутый снег, стоило копнуть лопатой — всюду открывалась трава. Сердце в груди билось сильно и звонко. Так бывает, когда победишь товарища на гонках или в борьбе, так бывает, когда удачно ответишь на вопрос учителя и он похвалит тебя, и весь класс с удивлением посмотрит — вот, оказывается, какой он, этот Дардаке, умный и… удачливый. Похвала учителя — она ведь не всегда приходит за правильный ответ. Надо еще, чтобы ответ был уверенным, свободным, как любит выражаться подружка его Зейна — выдающимся.

Ой-е! Дардаке все еще по-школьному смотрит на жизнь, оценивает свои успехи. Забыть, забыть надо школу, пореже вспоминать.

Что это такое — помощник чабана, которому колхоз начисляет три четверти трудодня за каждый рабочий день? Что это такое — рабочий день помощника чабана зимой, в горах, на высоте в две тысячи пятьсот метров над уровнем моря? Что это такое — один человек с лопатой в руках, в желто-сером старом тулупе, в заячьем капелюхе, уши которого болтаются по ветру, как пустые рукавицы? Как посмотреть. Может и счастливым быть одинокий в белом снегу. Пусть товарищей нет у него, пусть перепуталось время — когда спать нужно, когда обедать, когда готовить уроки. Нет точного распорядка у чабанов. Ну, а игры? Все мальчишеские игры забыл за этот месяц парнишка.

Ему четырнадцать лет, он родился в горном кыштаке, не одно лето провел высоко в горах на молочно-товарной ферме. В прошлом году самостоятельно пас коров. И охотником он стал в прошлом году летом — поймал дикого козленка; вот и сейчас у него висит на плече бурдючок из шкуры этого козленка, наполненный овечьим молоком. Прошлым летом он куницу поймал на высоком хребте. Куницу, которая крадет яйца из орлиных гнезд. Да, он ее поймал маленьким капканом, а дедушка Буйлаш выработал шкурку, и скупщик «Заготживсырья» уплатил за нее тысячу рублей. Отец смог расплатиться этими деньгами с финагентом, который готов был описать имущество за недоимки… Прошлым летом не только пастухом и не только охотником стал Дардаке — он возил айран из высокогорного аила в долину и в тот же день возвращался на своем Желтопегом высоко в горы. За это ему начислили трудодни и выдали премию.

Но что это мы принялись вспоминать давно известное? Не напрасно ли тратим время? Нет, это нужное дело. Перелистать старые страницы иногда очень даже полезно. Не вспомнив о летних успехах нашего героя да еще, пожалуй, о том, как победил он семнадцатилетнего крепкого парня, разве можно понять, почему стал взрослым считаться Дардаке? Не только он сам — кое-кто из старших увидел в нем взрослого. Но когда месяц назад поднялся с отцом и матерью сюда, в зимние горы, Дардаке сразу понял, что нисколько он не взрослый… Он ведь никогда не был в горах зимой. Вот ведь какая штука — никогда.

Даже отец его Сарбай и мать его Салима удивились: как так могло случиться, что четырнадцатилетний их сын ни разу не бывал на зимнем пастбище? А удивляться было нечему. Это они на старые времена равнялись. Тогда ведь чуть ли не все киргизы кочевали с овцами. Тогда и школ не было, и больниц в долинах не строили. Теперь кыштак — основное поселение, центр жизни, земледелие стало опорой народа. И вот такой мальчик, как Дардаке, он хоть и не был сыном земледельца-пахаря или огородника, все детство зимы проводил в кыштаке, учился в школе, жил в теплом доме. Так вот и оказалось, что только в четырнадцать лет впервые поднялся зимой в горы.