Виктор Алексеев - Последний бобр (сборник)

Она была возбуждена. Лапы попеременно поднимались и опускались, голова вертелась в разные стороны, а усы колебались, будто под натиском ветра. Обычно пугливая и подозрительная, сейчас царица принимала угрожающие позы, высоко подняв брюшко. Она вся была в движении.

Но вдруг все разом кончилось. Она застыла в нелепой позе, уткнувшись головой в яйцо.

Кома давным-давно, когда еще не был допущен к высокой особе, слышал об устрашающем танце царицы, но теперь он видел это своими глазами и знал, отчего происходит этот танец — танец медленной смерти. В нем зародился протест против жука, против царицы, против того, что все время рождаются карлики, против слуги, напоившего царицу, и он, возбудившись до предела, приняв воинственную позу, приблизился к слуге-пигмею и жвалами, как ножами, отсек ему голову.

Купол муравейника был закончен. Теперь он стал похож на круглую теплую остроконечную шапку. Ему уже не страшен ни дождь, ни холод, ни обильный снег. Солнце только часа на полтора-два пробивалось сквозь кроны деревьев, но и этого было достаточно, чтобы поддержать в муравейнике постоянную температуру. Ведь купол вечно подвижен. Детали строительства никогда не крепились намертво и со временем передвигались и менялись местами.

Это была сушка и одновременно проветривание помещений. Но жизнь муравейника диктовала все новые и новые заботы.

Теперь Кома подал другой сигнал, и сигнал этот, подхваченный сотнями жителей, позвал их на строительство дороги.

Кома стоял на небольшой площадке, давно утоптанной фуражирами и охотниками, и следил за тем, как из разных проходов стекались к одному месту его собратья. Рядом с ним стоял Командор и, как породистый конь, нетерпеливо перебирал ногами.

Они первыми стали резать траву жвалами, тяжелую и высокую, набравшую за два месяца стойкость и силу. Работа была трудная, но муравьи не были бы муравьями, если бы научились делить труд на легкий и тяжелый. Медленно, но упорно дорога продвигалась к дереву, где паслось уже разросшееся тлиное стадо. Но вот что-то произошло впереди, и никто не мог объяснить, почему муравьи стали собираться в кучи. Кома пробрался сквозь толпу и увидел охотника, возбужденного и к чему-то призывающего. Кома скрестил с ним антенны.

— В поход, Кома! Там на расстоянии одного запаса корма много меда и сладостей. В поход, Кома!

И хотя дорога была не закончена, Кома сам пришел в возбуждение. Радость находки, единый порыв увлекли его так же, как и любого другого муравья, потому что нет более ценной и любимой пищи, чем сахар.

— В поход, Кома! В поход! — всюду сигналили муравьи.

…Они выстроились колонной и шли так, в четком порядке, пока буйная растительность, заросли травы и кустарников не рассеяли их. Но никто не мог отстать или потеряться, потому что связаны были между собой запахом и сигналами.

Отряд замыкал самый крупный и выносливый муравей — Командор.

Нет, не все муравьи способны были пройти это расстояние. Уже на половине пути, до первого привала, несколько карликовых муравьев повернули обратно.

Командор их не останавливал. Он только следил за тем, чтобы не остался кто-нибудь на произвол судьбы, и если чувствовал, что кто-то уже выбился из сил, то заключал его в свои мощные жвалы и нес.

Первый привал муравьи сделали у самого оврага, где была пища и вода. Проголодавшаяся армия бросилась терзать остатки погибшего воробья и, насытившись, мгновенно восстановила силы.

Большеголовый пришел самым последним. По виду это был не Командор — грозный воин, а целая живая гора. На спине у него сидело три муравья, а в жвалах он нес еще одного — карликового. Собратья тут же окружили его и стали по очереди кормить и поить, тем самым выражая благодарность и высокую честь.

Путь лежал через овраг и ручеек, но, если бы не проводник-охотник, сколько бы они потратили времени!

Он привел их к месту, где перебирался сам. Это была сухая и длинная тростинка, чудом оказавшаяся здесь и навесным мостом соединявшая оба берега.

Все прошли благополучно, кроме Командора. То ли под тяжестью своего тела, то ли из-за нерасторопности, но Большеголовый сорвался и оказался в воде. Небольшое течение отнесло его в сторону, но Командор выбрался на берег и догнал отряд.

Теперь, по протоптанной людьми дорожке, они снова шли колонной. Почувствовав запах сладостей, муравьи прибавили скорость и буквально ворвались на поляну. Здесь валялись банки из-под сгущенного молока, рассыпанный кусковой сахар, банка из-под меда, куски печенья и многое другое.

Пир начался мгновенно и продолжался всю ночь.

Наступающий день не сулил ничего хорошего. Чуткие антенны Комы с самого утра уловили в воздухе разряженные частицы, а это предвещало дождь, грозу или град. Надо было уходить, пока ручей не взбурлил и не отрезал им путь обратно.

Это тревожное состояние вожака передалось и другим муравьям. Стоило Кому выпустить особое пахучее вещество — феромон, как сигнал тревоги подхватили многие. Одни сразу стали покидать кладовые сладостей, другие еще спешили набить зобики, но Командор, обходивший все злачные места, так наскакивал на увлеченных сластями, что мигом обращал их в бегство.

Колонна построилась и двинулась в обратный путь.

Уже перед самым муравейником земля будто вздрогнула. Муравьи прибавили шаг, и все же конец колонны ощутил на себе первые удары мощного ливня.

Муравейник готовился к свадьбе. Обильные запасы сладостей муравьи поместили в своеобразные живые сосуды. В одной из камер, будто лампочки, привинченные к потолку, висели муравьи-колбы, в которые почти все участники похода влили сладкий и душистый сок. Несколько крылатых самок и самцов, которых так тщательно, с любовью берегли и воспитывали муравьи-пигмеи, кормили лучшими запасами пищи и потчевали медом, торжественно проводили в верхнее помещение под самый купол и ожидали, когда наступит время свадьбы. Самки и самцы взбирались на купол муравейника, порой пытались взлететь, но что-то им еще мешало.

Муравьи суетились вокруг брачных пар, без конца ласкали и подкармливали их.

Больше всех старался Кома. Его стройное тело с самыми длинными антеннами, аккуратная головка с тремя глазами, неуемная натура ежедневно вдохновляли и приводили в праздничное возбуждение всех жителей теперь уже многолюдного дома. Может быть, не все придавали особое значение этому празднику, но Кому диктовал Закон Инстинкта и предрекал великую будущность его возрожденной семье.

Он заглянул в покои царицы, с почетом приблизился к ней, но по движениям и бессвязным сигналам понял, что она снова в безвольном состоянии, опять кто-то напоил ее этой проклятой жидкостью Фу-а.