Спиридон Вангели - Приключения Гугуцэ

— А ну, поздравляйте-ка меня!

— Прямо здесь? На дороге?

— А то где же? Я ведь не здешний.

— На дороге не поздравляем, — сказал малыш и двинулся дальше.

А девочка осмотрелась и шепнула:

— Ты, дядя мальчик, зайди вон в тот двор, и мы тебя поздравим.

Три шага — и Гугуцэ во дворе.

Малыш щёлкнул кнутом и начал:

Гугуцэ кивнул головой:

— Разрешаем!

И девочка запела новогоднюю песенку-колядку:

— Кто из вас казначей? — спросил Гугуцэ.

Малыш выступил вперёд, а Гугуцэ добыл из шапки монетку и протянул ему. А вместо калача отдал свой пистолет. Грабители теперь не страшны.

До чего ж обрадовались малыши!

Гугуцэ сказал, чтоб они и в будущем году не забыли его поздравить, и пошёл домой.

Двоюродный брат как-нибудь потерпит до другого раза, но каково бедной маме, у которой перед самым Новым годом пропал сын?

Был у Гугуцэ сосед, а у соседа полон дом детей.

Закружатся первые снежинки, и соседу волей-неволей приходится брать молоток, иголку с ниткой, колодки малых размеров и шить на зиму сапоги с высокими голенищами, чтобы снег туда не забирался.

Сошьёт он первую пару сапог, и со двора выбежит след первых санок.

Сосед опять снимает мерку. Опять день-деньской снует игла, вертит хвостиком нитка, молоток полночи не спит. Глядь, вторая пара готова, след вторых санок бежит со двора.

Сосед поглаживает усы, берёт новую колодку, садится за третью пару сапог и вдруг видит, что первая уже порвалась. Он надевает очки, просовывает в иглу хвостик потолще, берёт молоток побольше.

— Тук-тук! — слышится всю ночь.

А утром сапоги скок на пол, прыг за дверь, и ищи ветра в поле.

Зато сам сосед всю зиму не выходил из дома. Гугуцэ вместе с его детьми носил ему дрова, ездил на мельницу, хозяйничал во дворе.

Управятся дети с делами, хвать санки за верёвочки — и на горку. Кто ростом с сапог, те карабкаются по снегу на Аксинтиев холм, кто повыше, те бегут по льду через Рэут и, не жалея подмёток, лезут с санками прямо на крутую Мельничную гору.

И опять не спит по ночам молоток.

Иногда бывало проще шить новые сапоги, чем чинить старые. А жена соседа считала, что ещё проще побросать санки в печку.

— Оставь, жена, — успокаивал её сосед. — Как будто сами не были детьми!

Он надевал на нос очки, брал молоток. И под стук молотка всё в доме засыпало, даже снежинки за окном падали медленней, а запоздалая птица, глянув в окошко, мечтала, чтобы и у них на дереве кто-нибудь шил птицам тёплые сапожки.

Но в один прекрасный день сапоги у ребят перестали рваться.

Сосед глянул в окно, не кончилась ли зима. Нет, не кончилась, снегу по колено. Обрадовался сосед, что больше нечего подшивать да подбивать, и принялся за собственные сапоги. Шил — не спешил, ночью спал.

Но как-то его разбудили знакомые звуки:

«Тук-тук!»

Сосед встал, зажёг свет. Всё в порядке: молоток спит, положив голову на колодку.

Почесал сосед в затылке и сунул молоток под подушку.

Молоток помолчал-помолчал и снова:

«Тук-тук!»

Встал сосед, не зажигая света, оделся и пошёл на стук. В темноте нащупал засов, отворил дверь, вышел на улицу. В окне у Гугуцэ горел свет.

Глянул сосед в окно одним глазком, видит: Гугуцэ сидит на скамеечке и что есть силы подбивает гвоздиками те самые подмётки, которые в один прекрасный день перестали отскакивать.

— Вот оно что! — догадался сосед, погладил усы и пошёл домой, где его ждала подушка.

Утром ему попало от жены за то, что поздно лёг спать. Она своими ушами слышала, как ночью стучал молоток.

Ничего не сказал сосед, усмехнулся в усы и как ни в чём ни бывало стал вдевать нитку в игольное ушко.

Иногда, заметив, что отец не очень занят, Гугуцэ подбегает к нему и говорит:

— Папа, когда твои часы состарятся и в них будет очень мало минут, отдай их мне.

Отец гладит его волосы, а Гугуцэ радуется: уговорил!

Проходит день, проходит неделя, не отдаёт отец часы. Значит, в них ещё много минут осталось.

Но когда-нибудь эти минуты кончатся. Гугуцэ уже надел на руку ремешок, подходит к отцу, глядит на ремешок и сам себя спрашивает:

— Интересно, сколько сейчас времени?

Отец ничего не замечает, а дедушка почему-то поглядывает на солнце.

— Что это ты делаешь, дедушка? — спрашивает Гугуцэ.

— Как — что? Прикидываю, который час.

— Это твои часы, дедушка?

— Они самые. Весь век по ним живу.

Гугуцэ сравнил дедушкины часы с отцовскими. Дедушкины, конечно, лучше. Ударь молотком по отцовским часикам, и ни минутки в них не останется. А в дедушкины из пушек бей — не разобьёшь. К тому же они и светят и греют. По ним живут и звери и птицы. А идут дедушкины часы без остановок, заводить их не нужно.

Гугуцэ так они понравились, что он даже ремешок выбросил.

И всё-таки однажды спросил у отца, много ли минут осталось в его часах, а если немного, то не нужен ли ему мальчик, который бы их выбросил.

Вместо ответа отец поглядел на часы и спрятал их под рукав.

— А дедушкины часы, — сказал Гугуцэ, — самые главные! Часовщик, когда делал твои, проверял их по дедушкиным.

Отец взял Гугуцэ на руки:

— Умница! Так и быть, отдаю часы!

Гугуцэ сразу пожалел о выброшенном ремешке и помчался его искать.

Вечером дедушкины часы ушли спать. А свои Гугуцэ держал у самого уха, никак не мог заснуть, боялся, что кончатся в часах минуты.

Но рано утром часики ещё тикали.

Положил их Гугуцэ на ладонь и бегом в село. Кого застал в постели, кого во дворе, кого у колодца, Гугуцэ всем показывал часики.

Немного минут в них оставалось, но этих минут хватило на то, чтобы всё село узнало, который час. Ведь большие дедушкины часы ещё не взошли на небо.

И вот наступил дедушкин день рождения.

Мама Гугуцэ подарила дедушке рубашку, папа — домашние туфли, сестрёнка — цветы, а Гугуцэ — трость.

Цветы дедушка поставил в вазу, рубашку положил в сундук, а Гугуцэ он обнял левой рукой, потому что в правой была трость. Когда сели обедать, трость оказалась рядом с дедушкой, который только про неё и говорил. Отец хотел перевести разговор на туфли и всё поглядывал в сторону кровати, спрашивал, не дует ли дедушке в ноги, но дедушка вместо ответа показывал ему трость.

Вечером Гугуцэ долго ворочался в постели. Ясное дело: дедушке так понравилась трость, что он, конечно, не ляжет спать и будет ходить, опираясь на неё, до самого утра. Трость от этого сотрётся и станет короче, она ведь не железная.