Герцель Новогрудский - На маленьком острове

Старый Леппе остановил лебедку. Переполненная рыбой тяжелая мокрая конусная сеть высилась над палубой. Из каждой ячеи бежала дружная капель. Книзу капли соединялись в сплошной, стекающий в море ручей.

— Ну, что еще там? — спросил Густав Манг.

— Папа!.. Дядя Густав! — вперебой надрывались Юло и Марти. — В ящиках не килька, в ящиках колюшка!..

— Что?.. Вы что чепуху несете!

— Да нет, правда, мы сейчас всё просмотрели. В первом подхвате ни одной килечки не было! Только колюшка!

— А ну, Николай, дай пониже!.. Андрус, зажги лампу! — приказал бригадир.

Подъемный трос пополз вниз. Сеть горой легла на палубу. Потушенная при подъеме лампа была снова включена. Палубу залило ярким светом.

Рыбаки наклонились над сетью, как над колодцем. В сачке бились, извивались, подпрыгивали и снова падали тысячи и тысячи рыбешек. И у каждой на спине топорщились иголки.

Леппе смотрел на странный улов с удивлением, потом брови его стали хмуриться все грозней и грозней. Появление колюшки он принял за личное оскорбление.

— Андрус, — спросил старик голосом, в котором рокотал сдерживаемый гром, — почему мусор в сети? Где килька, что целыми косяками должна идти на свет?

Андрус не успел ответить. Вместо него всего одну короткую фразу произнес бригадир.

— Потом разговоры! — жестко сказал он. — Поднимай сеть!

Старый Леппе молча пошел к лебедке. Трос пополз вверх. Никто не понимал, что собирается делать Густав Манг.

А бригадир дождался, когда подхват повис над палубой, перекинул низ сети за борт и с силой дернул узел, стягивающий выливное отверстие. Рыба целым потоком обрушилась в море. Тысячи, десятки тысяч рыб… Уловом одного подхвата можно было бы воз нагрузить. Но ведь это не улов, это никчемная, никому не нужная колюшка.

Пустая сеть заколыхалась на ветру. Бригадир затянул шнур, и снова прозвучал его спокойный, твердый голос:

— Свет выключить! Опускай!

Лампа потухла. Сеть погрузилась в воду.

— Свет включить!

Лампа озарила глубину.

Андрус, Леппе, Юло и Марти молча смотрели на бригадира: что он делает, чего добивается?

Густав Манг тоже молчал, потом сказал:

— Как же можно по двум подъемам судить о том, годится или не годится лов кильки на свет? Забросим подхват несколько раз, тогда посмотрим.

На яркое электрическое пятно снова стала со всех сторон собираться рыба. Теперь, когда рыбаки знали, даже сверху можно было различить, что это не килька: вокруг лампы грудилась колюшка.

Скоро она, как и раньше, опоясала лампу плотным, непроницаемым кольцом. Начался немой хоровод.

Глядя на рыбешек, Марти кипел от негодования.

— Проклятые! — бормотал он сквозь стиснутые зубы. — Вы не даете килькам подойти, вы весь свет загораживаете!

Подняв с палубы крышку ящика, он яростно швырнул ее в самую рыбью гущу. Доска плюхнулась в воду с шумом взорвавшейся бомбы. Но только те колюшки, что были к ней ближе всех, кинулись врассыпную; другие даже внимания не обратили. Вот уж, действительно, правду сказал инженер Соколов: рыбу палкой нельзя отогнать! Свет словно заворожил ее.

Андрус молча смотрел на колюшек, круживших вокруг лампы. Он был очень расстроен.

— Поднимать не стоит, дядя Густав, — сказал он. — И так все ясно: сплошь колюшка. Попробуем опустить подхват метров на пять ниже…

На такой глубине можно было различить только светлое пятно лампы и темный пояс рыбы вокруг нее. Что за рыба — но узнать.

Подхват подняли. Только колюшка.

Прибавили еще пять метров глубины. То же самое…

Казалось, колюшка собралась сюда со всей Балтики. Откуда ее столько? Будь она промысловой рыбой, какой великолепный улов могла бы дать эта ночь!

После того как сеть еще несколько раз подняли и опустили, Николай Леппе, стуча тяжелыми сапогами, отошел от лебедки. Даже по шагам его чувствовалось, до чего он зол.

— Довольно! — сказал старик, метнув взгляд в сторону бригадира. — Мне все равно, кто что думает, я прямо скажу: заниматься детскими игрушками больше не согласен. Понимаешь, Густав, не согласен, и все! Лампы, генератор… лов на свет… новая техника… Вижу я новую технику: глупость и чепуха! Что это за техника, которая со всего моря собирает сорняк и не приманивает ни одной путной рыбы? Вот уж, действительно, достижение! По старому способу кильку ловим, а по новому — колюшку… Очень хорошо! Да ведь над нами завтра весь залив смеяться будет! И правильно, пусть смеются, поделом. Послушались мальчишек, связались с мальчишками, чуть ли не в пионеры собрались записаться… Тьфу! Стыдно вспомнить!

Леппе в сердцах сплюнул за борт и засипел трубкой с такой силой, что искры кругом полетели. Помолчав, продолжал:

— Я думаю так, Густав: то, что несколько дней потеряли впустую, бог с ними, не вернешь. Сейчас главное — позору не натерпеться, не краснеть за свою глупость. Будем говорить всем: не вышло, мол, с ловом на свет, не получилось… А почему не получилось, что не получилось, до этого никому дела нет. О колюшке же вовсе смолчать надо. Иначе засмеют, проходу не будет…

Пока старик говорил, Андрус стоял с опущенной головой. Но, выслушав речь Леппе, вожатый выпрямился.

— Ну нет, дедушка Николай, — решительно заявил он. — Вы опять хотите, чтобы мы секретничали, таились, недоговаривали, будто сделали что-то стыдное, плохое… А нам стыдиться нечего. Мы ничего плохого не сделали. Не вышло с ловом кильки на свет? Что ж, в этом не наука и не техника виноваты, в этом я виноват. Думал, все очень просто: опустил лампу — и рыба пришла. Рыба, как видите, пришла, да не та, что нужно. Значит, в чем-то ошибка, что-то мы делаем не так. Узнать надо, разобраться. А если скрывать будем, ничего не узнаем.

Густав Манг возился у мотора и молчал. Долго молчал. Занимался рассвет. Море, словно замерев в ожидании наступающего дня, притихло. Только рябь пробегала по темносерому безбрежному простору. То были короткие минуты между концом ночи и началом утра, когда всегда шумная, всегда беспокойная громада вод угомонилась, заснула.

Ребята тоже притихли. Они сидели на мокрых ящиках вялые, расстроенные. Все стало безразличным, ничто не занимало их больше — ни потускневший мигающий свет маяка на Красных камнях, ни подъем якоря, который, не глядя друг на друга, молча тянули Андрус и старый Леппе. Хотелось только одного — домой, в теплую комнату, в постель.

Зашумел мотор, зашипела, проснулась вода под бортом, бот пошел резать темную гладь. Суденышко бежало навстречу солнцу, туда, где горизонт из серого становился зеленым, а из зеленого — розовым. Из этой розовой дали протянулась огненная стрела. Она плашмя легла на воду, вытянулась от горизонта до палубы «Советского партизана», уперлась в конусную сеть. Подхват висел на стреле мрачной, безжизненной тушей, но когда луч солнца коснулся его, произошло чудо: огромный сачок превратился в великанскую, усыпанную драгоценностями корону; капельки влаги на узелках сети засверкали, как алмазы; водяная пленка, застрявшая в ячеях, стала отсвечивать жемчугом; электрическая лампочка, покачивавшаяся на своих распорках, засияла невиданным брильянтом.