Виктор Бороздин - Там, где звенит Енисей...

— Не перебивай! — зашептали девочки.

Что-то похожее на Санину хитрецу мелькнуло в Васиных глазах. Понятно, ведь они братья.

— В воде дышать нельзя, — сказал он, — а говорить — пожалуйста, сколько хочешь!

— «По делу пришёл, — говорит Морской царь, — ну что ж, посмотри». Махнул он плавником, и поплыли мимо меня сиги, лини — жирные, ленивые, плывут и одним глазом мне подмигивают. Махнул царь другим плавником — поплыли сомы. Усищи — во! — Вася развёл руки. — Нельмы такие большущие, каких я и в жизни-то не видывал! «Так это взро-о-слые, — сказал я Морскому царю. — Взрослые-то и у нас, в школе, Петра Николаевича, нашего директора, вот как слушаются. А ты покажи мелюзгу, вот что!» Тут царь Морской как затрепыхал всеми тридцатью тремя плавниками! Как тут набежали со всех сторон лещики, окуньки, подчирки, щурёнки и всякие другие рыбёшки… По знаку царя как понеслись они вокруг меня наперегонки! И вдруг всё перемешалось, толкутся вверх-вниз, как мошка летом, тычутся мне в лицо, в грудь, в рукава, под шапку, хвостиками взбрыкивают. И смеются, тоненько так: «Хи-хи-хи…» Тут и я как рассмеялся: «Ха-ха-ха!» Руками как взмахну, и мелюзга вся — фью-и-ить! — и врассыпную. «Ну, говорю, царь Морской, и правда мелюзга тебя тоже слушается. Пойду, однако, расскажу об этом у нас в интернате». — «Иди, иди», — говорит царь. Подплыли тут ко мне два большущих сома, подхватили плавниками да как подбросят! Я головой в лунку и, как пробка, наружу выскочил.

— Это всё неправда, да? — спросил брата Саня. — Это ты сказку рассказал?

Вася почесал в затылке.

— Ну, если только мало-мало сказку… Однако, остальное всё так и было. Точно.

— Пётр Николаевич заболел! — вдруг встревоженно крикнул какой-то мальчишка в коридоре и, не задерживаясь, побежал дальше.

«Нулевишки» высыпали из спальни, стали спрашивать старших, тех, кто ходил к Петру Николаевичу:

— Когда заболел?

— Почему?

А сами понимали: наверно, из-за той беды, что сотворили вчера ребята. Пётр Николаевич пока искал их, был крепок, а вот как их нашли, как вернулся домой, тут и заболел.

Улю никто не винил, она маленькая, «нулевишка», ещё мало что понимает. Но сама-то она… «Это из-за меня заболел Пётр Николаевич!» — говорила она себе и не знала, что же ей делать. Она вспомнила, какой весёлый был Пётр Николаевич на их празднике, как радовался, глядя на то, как они готовились к нему… А сейчас ему, наверно, очень плохо!..

— Пётр Николаевич выздоровеет? — с тревогой спрашивала она Нелё.

Нелё не знала, что сказать, и только пожимала плечами.

— А Раиса Нельчевна, когда всё узнает, тоже заболеет, да? — спрашивала Уля и ждала, что Нелё скажет: «Нет, не заболеет».

И Нелё говорила:

— Наверно, нет. Ведь Раиса Нельчевна на войне не была. А Петра Николаевича на войне сильно ранило.

— А куда ранило?

На это Нелё тоже не могла ответить. Она говорила только то, что сама слышала от других.

— Однако, наверно, в сердце, — догадалась Уля, — раз сейчас у него сердце болит.

Потом они опять спрашивали всех, кто появлялся, скоро ли поправится Пётр Николаевич.

— Если ещё чего-нибудь не натворите, то скоро, — сердито сказала им Лида.

Когда укладывались спать, Уля, как давно уже этого не было, подлезла к Нелё под одеяло. И они опять шептались, вспоминали новогодний праздник. И Уля уже думала: как же она могла бросить Дедушку Мороза и его мастерскую?!

…Пётр Николаевич пришёл в интернат только на третий день. Когда кто-то крикнул: «Пётр Николаевич идёт!» — все, кто где был, сорвались с места, бросились к нему навстречу. Обступили со всех сторон, не давали пройти.

— Пётр Николаевич, здравствуйте!

— Пётр Николаевич, вы же больны, зачем встали?

— Пётр Николаевич, вам доктор велел лежать!

— Ничего, ничего, ребята, я уже себя хорошо чувствую, ну почти хорошо.

Пётр Николаевич шёл по коридору медленно, словно ноги у него были очень тяжёлые.

Нелё думала, что Уля тут же убежит, чтобы не попадаться Петру Николаевичу на глаза. Она, Нелё, наверно, так бы и сделала. Но Уля не убежала. Она только замерла и крепко прислонилась боком к стене — эта стена, должно быть, помогала ей, не разрешала убежать. Не мигая, Уля следила за каждым шагом Петра Николаевича.

Нелё тоже прижалась к стене, хотя ей бояться было и нечего. Она думала, что Пётр Николаевич их не заметит, пройдёт мимо. Но он заметил. Подошёл. Взял Улю за подбородок, поглядел в глаза.

— Ну, беглянка, горе ты моё… — грустно сказал он. — Зачем же ты убежала? Разве тебе у нас плохо?

Он не ругал Улю, ни капельки. Уля не всё поняла, что он сказал, но по голосу почувствовала, как он огорчён. Ладонь у него была тёплая, добрая.

Все проводили Петра Николаевича до учительской, и, когда он скрылся за дверь, Уля потянула Нелё за собой и побежала в спальню. Там она достала свою Катю, пригладила ей волосы, поправила капюшон, потом шепнула:

— Катя, ты не скучай без меня, ладно?

— Будем играть? — спросила Нелё.

Уля покачала головой. И прямым путём отправилась к учительской. Нелё шла рядом, не понимая, что Уля ещё надумала.

А Уля подошла к двери, послушала. Пётр Николаевич там разговаривал громко — должно быть, по телефону. Когда кончил говорить, Уля осторожно приоткрыла дверь.

— Заходи, — позвал Пётр Николаевич.

Уля вошла. А Нелё осталась в коридоре и, глядя в приоткрытую дверь, не выпускала из вида подружку.

Уля подошла к столу и положила перед Петром Николаевичем куклу.

— О-о, какая красивая! — Пётр Николаевич взял куклу в руки. — Как ловко парка расшита. Это мама смастерила?

Уля замотала головой.

— А кто же? Сама? Ну молодец!

Полюбовавшись, Пётр Николаевич протянул куклу Уле. Но Уля не взяла. И даже руки спрятала за спину.

— Это Катя, — сказала она. — Самая хорошая. Теперь она у вас будет жить.

У Петра Николаевича от удивления брови поднялись высоко-высоко.

— Но я в куклы не играю, — растерянно сказал он, — я уже взрослый, да где там, уже старый. Я когда мальчишкой-то был, больше молотком орудовал.

— Катя — хорошая дочка, — повторила Уля, — она малых нянчить умеет. Теперь она ваша. И она не будет убегать ко мне.

— Вот задачу ты мне задала, — даже поднялся со стула Пётр Николаевич. А потом сказал: — Ну хорошо, раз ты так хочешь, я возьму её. А где же мы её поместим?

Он оглядел комнату.

— Вот тут, — показала Уля на кусочек пустого места на книжной полке.

— Хорошо.

Пётр Николаевич раздвинул немного книги и посадил туда куклу — удобно, как в гнёздышке.

— И впрямь ей здесь неплохо, — обернулся он к Уле — А ты, как соскучишься, приходи сюда, она тебя будет ждать. Договорились? О бэй?

— О бэй, — довольная, кивнула Уля.

— Везут, смотрите, везут кого-то!