Сильвана Гандольфи - Альдабра. Черепаха, которая любила Шекспира

Я снова услышала, как над нашими головами летают летучие мыши.

Нас двое, лихорадочно соображала я. А он спит. Мы справимся. Нападем на него, схватим и… И что? Искусаем? Испинаем? Устроим темную?

Я снова почувствовала над головой шелест крыльев. Наверное, летучие мыши и подсказали мне план получше. Я вспомнила рассказы Макса о ночных кошмарах.

Придвинувшись поближе к маме, я прижалась губами к ее уху. Надо было кучу всего рассказать ей и заставить выучить роль наизусть. Я повторила слова несколько раз.

— Если забудешь, придумай сама! Не бойся импровизировать! Самое главное голос: кричи что есть мочи, — ободряюще прошептала я.

Мама кивнула, она была слишком растеряна, чтобы возражать. Наверное, ей самой не очень-то хотелось нападать на взрослого мужчину, и мой странный план показался ей выходом из сложившегося положения.

В темноте я различала за храпом мужчины легкое-легкое сопение, словно шуршание волн.

— Поехали! — прошептала я.

Я выпятила грудь и закричала:

Рядом со мной глухим голосом, как из бочки, отозвалась мама:

— Мамин голос стал свирепым до неузнаваемости. Эхо усиливало наши крики так, что они казались сверхъестественными.

Мы услышали, как мужчина зашевелился.

Как одержимая, я принялась кричать, не умолкая ни на секунду:

Шум, долгий стон.

Мы слышали, как над нашими головами точно сумасшедшие носились летучие мыши. Я стала хлопать руками по бедрам, чтобы поднять как можно больше шуму. Я хлопала и завывала.

И вдруг прямо из того угла, где находились мужчина и черепаха, раздался хриплый страшный голос.

Мама, наверное, ничего не поняла. Но я расслышала слова:

Это проснулась бабушка Эя. Она присоединилась к нам. Третья ведьма.

— закричала мама, сопровождая свои крики сатанинским смехом. Настоящая людоедка!

— взревел искаженный голос. Одновременно будто из глубин ада раздался глухой грохот. Не знаю, как черепаха его издавала, наверное, ударяя лапами по земле.

— завыла мама,

От ее смеха даже у меня кровь стыла в жилах.

Мужчина, видимо, сел. Он даже не стонал, а испуганно выл.

Как славно мы спелись с мамой. Из нее получилась потрясающая ведьма — отвратительная и злая. Рядом с мамой и бабушкой, которая нам подыгрывала, я чувствовала себя неуязвимой и могущественной.

Макс, похоже, встал на ноги.

— Нет, нет, нет, — услышали мы его нечленораздельный скулеж в темноте. — Нет, нет, нет. Прочь! Прочь!

Мы с мамой продолжали изрыгать мрачные угрожающие строки, и бабушка Эя тоже не отставала, издавая леденящие душу фырканья, но не думаю, что Макс был еще способен нас слышать. «Прочь! Прочь! Прочь!» — без умолку кричал он.

Я легко могла себе представить, как он затыкает руками уши, кружится волчком и судорожно подергивает головой.

Все равно тебе от нас не избавиться, подумала я. Убегай, убегай, так тебе и надо!

Мы услышали нарастающий шум, будто падают камни, быстрые шаги, стоны и все то же отчаянное «Прочь! Прочь!», напоминающее собачий вой.

Он бежал!

Как слепой крот, которого выкурили из норы, Макс наконец нашел выход. Нечленораздельные крики слабели, теряясь в ночи.

Мы продолжали шабаш еще с минуту, пока окончательно не охрипли. Сорвав голоса, все втроем мы обессиленно замолчали.

Ведьмы из «Макбета» сделали свое дело! Не беда, что мы без зазрения совести перепутали все реплики: Шекспир все равно поражает в самое сердце.

Я сделала в темноте шаг, другой. Наклонилась, вытянув руки, чтобы нащупать черепаху, которая зашевелилась в ответ.

— Бабушка! — крикнула я. И почувствовала, как мама наклоняется рядом со мной.

Там наверху, в темноте, летучие мыши метались по ангару. Теперь я их ни капельки не боялась, они ведь нам подыгрывали, когда мы изображали ведьм.

— Почему ты дала себя сюда увести, бабушка? — спросила я. — Почему ты пошла за Максом, а не стала ждать нас, как мы договаривались?

Я держала руку на ее маленькой головке, чтобы чувствовать в темноте ее присутствие.

— Он обещал мне вкусную свежую морковку, а еще сказал, что знает, как переправить меня на Альдабру.

Черепаха говорила растерянно, и я с трудом разбирала ее слова.

— И ты бы так и ушла? — возмущенно воскликнула я. — Ради вкусной свежей морковки? Бабушка!

— Ради Альдабры, — пробормотала она.

— Ты бы нас бросила! — я была ошеломлена.

— Что она говорит? — с волнением спросила мама. — Почему она бы нас бросила?

Я попыталась объяснить ей, как все произошло по моей версии.

— Макс, наверное, следил за нами от самого дома, мама. За тобой или за мной. Потом он спрятался и ждал, пока мы уйдем, чтобы обмануть бабушку, пообещав ей отвезти ее на Альдабру.

— Обещав? Ты хочешь сказать, что он с ней разговаривал? Откуда ему знать, что черепаха понимает его?

Мамино замечание заставило меня задуматься. Еще бы. Как же это произошло? Почему Макс с ней говорил? Он же не знал, что наша черепаха понимает язык людей… Разве что шпионил за нами так близко, что мог услышать наши разговоры. Но в таком случае мы бы его засекли. Нет, все гораздо проще.

— У Макса привычка разговаривать со своими рептилиями, он считает их друзьями или что-то в этом роде. Он думает, что они его понимают. Наверное, так же он общался с черепахой, — сказала я.

— Она пошла за ним по своей воле?

В голосе мамы слышалось волнение и разочарование.

— Где находится эта Альдабра? Первый раз о ней слышу. Нет-нет, оставайся с нами, мама. Мы будем тебя очень любить. Будем тебя баловать, — продолжала она с ноткой отчаянной настойчивости в голосе. — Мы будем тебя все время гладить. Завтра Рождество, разве это не чудо, что мы втроем соединились как раз под Рождество?

В темноте черепаха пробурчала:

— ДаненадолгоооРооождессствооо.

— Что она сказала?

— Она проведет у нас некоторое время. Все рождественские каникулы.