Роальд Даль - Матильда

— Это похоже на войну, — в страхе произнесла Матильда.

— Правильно говоришь, это война и есть, — воскликнула Гортензия. — Потери огромные. Мы крестоносцы, доблестная армия, без оружия сражающаяся за собственные жизни, а Транчбуль — это сатана, змий-искуситель, демон, и в ее распоряжении находится все оружие, которое только есть на свете. Трудно нам приходится. Но мы стараемся поддерживать друг друга.

— Ты можешь рассчитывать на нас, — сказала Лэвиндер, приподнимаясь на носки, чтобы казаться выше ростом.

— Нет, не могу, — сказала Гортензия. — Вы всего лишь маленькие козявки. Хотя, кто знает. Может, мы и найдем для вас какую-нибудь тайную работу.

— Расскажи нам еще немножко о том, на что она способна, — сказала Матильда. — Пожалуйста, расскажи.

— Я не хочу пугать вас, ведь вы здесь только одну неделю, — сказала Гортензия.

— А мы не испугаемся, — сказала Лэвиндер. — Мы маленькие, но не из пугливых.

— Ладно, тогда слушайте, — сказала Гортензия. — Вот что случилось буквально вчера; Транчбуль увидела, как на уроке священной истории один мальчик, которого зовут Джулиус Ротвинкль, ест конфеты. Она схватила его за руку и вышвырнула в окно. И вот мы видим, как Джулиус Ротвинкль летит над садом как пушечное ядро или как фризби и шлепается посреди грядок с салатом. А Транчбуль поворачивается к нам и говорит: „Отныне всякий, кто ест в классе, вылетит прямо в окно“.

— А этот Джулиус Ротвинкль не сломал себе что-нибудь? — спросила Лэвиндер.

— Да так, несколько костей, — ответила Гортензия. — Вы должны знать, что Транчбуль когда-то выступала за команду Англии на Олимпийских играх в метании молота, так что она очень гордится своей правой рукой.

— А что значит метание молота? — спросила Лэвиндер.

— Молот, — ответила Гортензия, — это на самом деле большое ядро, которое прикреплено к концу длинного куска проволоки, и метатель раскручивает его над своей головой все быстрее и быстрее, а потом отпускает. Тут нужна огромная сила. Транчбуль что угодно может метнуть ради тренировки, но особенно любит метать детей.

— Господи помилуй, — произнесла Лэвиндер.

— Я слышала, как она однажды говорила, — продолжала Гортензия, — что большой мальчик весит примерно столько же, сколько олимпийский молот, поэтому его очень удобно использовать для тренировки.

И тут произошло нечто странное. На площадке, которая до той минуты тонула в криках резвившихся детей, вдруг воцарилось гробовое молчание.

— Будьте осторожны, — прошептала Гортензия.

Матильда и Лэвиндер обернулись и увидели гигантскую фигуру мисс Транчбуль, приближающуюся сквозь толпу мальчиков и девочек крупными шагами, в которых таилась угроза. Дети поспешно расступались, чтобы дать ей возможность пройти. Она шагала по асфальту, как Моисей по Красному морю, воды которого расступались перед ним: очень у нее была внушительная фигура в этой подпоясанной ремнем куртке и зеленых бриджах. Икры растягивали чулки точно грейпфруты.

— Аманда Трип! — кричала она. — Эй ты, Аманда Трип, иди сюда!

— Наденьте панамы, — прошептала Гортензия.

— А что сейчас будет? — также шепотом спросила Лэвиндер.

— Эта глупая Аманда, — ответила Гортензия, — во время каникул отрастила свои и без того длинные волосы, и ее мама заплела ей две косички. Глупость она сделала.

— Почему глупость? — спросила Матильда.

— Вот уж чего Транчбуль больше всего не любит, так это косички, — сказала Гортензия.

Матильда и Лэвиндер смотрели, как монстр в зеленых бриджах приближается к девочке лет десяти, у которой за плечами болтались две золотистые косички. На конце косичек были заплетены голубые шелковые банты, очень красивые.

Аманда Трип, девочка с косичками, стояла совершенно неподвижно, глядя на приближающегося монстра; у нее было такое выражение, какое можно увидеть на лице человека, оказавшегося посреди поля один на один с разъяренным быком. Девочка в ужасе не могла сдвинуться с места, глаза ее были широко раскрыты, она вся дрожала и, казалось, знала наверняка, что ее смертный час наконец настал.

Мисс Транчбуль подошла к своей жертве и остановилась, глядя на нее сверху вниз.

— Чтоб завтра я тебя в школе с косичками не видела! — рявкнула она. — Отрежь их и выброси в урну, понятно?

Аманда, скованная страхом, с трудом выдавила из себя:

— М-м-маме они нравятся. Она з-з-заплетает их мне каждое утро.

— У тебя мама дура! — прогудела Транчбуль.

Она ткнула в голову девочки своим пальцем размером с батон колбасы и громко сказала:

— Ты похожа на крысу, у которой из головы торчит хвост!

— М-м-моей маме нравится, мисс Транчбуль, — опять сказала Аманда, заикаясь. Она тряслась как осиновый лист.

— А меня не интересует, что нравится твоей маме! — взревела Транчбуль, и с этими словами сгребла в правую руку косички Аманды и оторвала ее от земли. Затем она принялась крутить ее над головой.

Аманда закричала как резаная, а Транчбуль крутила ее все быстрее и при этом вопила:

— Я тебе покажу косички!

— Как на Олимпийских играх, — пробормотала Гортензия. — Она ее сейчас раскрутит, как когда-то крутила молот. Спорим, что она ее метнет?!

Транчбуль между тем отклонилась, мастерски поворачиваясь на носках, сильно раскрутила Аманду Трип и вдруг, издав могучий стон, отпустила косички. Аманда как ракета взлетела над площадкой, перелетела через проволочную ограду и устремилась в небо.

— Отличный бросок! — крикнул кто-то, и Матильда, которая была потрясена происшедшим, увидела, как Аманда Трип, описав изящный полукруг, приземлилась на футбольное поле. Она опустилась на траву, подпрыгнула три раза и наконец осталась лежать. Затем, что удивительно, поднялась. Казалось, она была чуточку потрясена, да и кто бы мог винить ее за это, однако спустя минуту-другую она нетвердой походкой направилась назад к площадке.

Транчбуль смахивала с себя пыль.

— Неплохо, — говорила она, — особенно если иметь в виду, что я нерегулярно тренируюсь. Совсем неплохо.

С этими словами она зашагала прочь.

— Она сумасшедшая, — сказала Гортензия.

— Но почему родители на нее не пожалуются? — спросила Матильда.

— А твои родители стали бы жаловаться? — ответила Гортензия. — Мои — точно нет. Она и с папами и мамами обращается так же, как с детьми, и они все ее до смерти боятся. Ну ладно, еще увидимся.