Дмитрий Мищенко - Нина Сагайдак

Дед прошелся по комнате. Потом остановился возле Клары, положил тяжелую руку на ее маленькую пышноволосую голову.

— Ну ничего, не бойся, девонька. Побудешь пока у нас, а там посмотрим, как дело обернется. Отец твой украинец; может, тебя и искать не будут. Не убивайся. Будем надеяться, что и с тобой и с мамой все образуется.

Лидии Леопольдовне показалось, что дед что-то знает о событиях в городе и, когда девушки ушли в другую комнату, спросила шепотом:

— А что там затевают немцы с евреями, зачем сгоняют их?

— Откуда мне знать — зачем?

— Мне показалось, что ты знаешь.

— Ничего я не знаю, просто догадываюсь. Раз сгоняют евреев, да еще с ценными вещами, только ребенок может поверить, что их отпустят.

— Но ведь собирают с детьми. Неужто и детей ждет та же доля, что и взрослых?

— А на пожарной башне кого вешали, не детей разве?

— О боже! Да как же так можно…

Иван Михайлович ничего не ответил.

— Что будет с Кларой? Боже мой, что будет? — Лидия Леопольдовна не могла успокоиться.

— Не знаю. Ты лучше подумай, что будет с нами, если немцы узнают, где она сейчас.

Лидия Леопольдовна испуганно посмотрела на мужа.

— Что ты этим хочешь сказать?

— То, что слышишь. По головке не погладят.

— По-твоему, мы должны выпроводить ее?

— Не говори глупостей! — резко оборвал ее Иван Михайлович. — Не выпроваживать, а сберечь нужно девочку. Но не так, как ты бережешь. Захожу в дом, а они хоть бы бровью повели. Сидят, нюни распустили. А если бы это был не я, а кто-то чужой?

— Мы видели тебя в окно, — оправдывалась Лидия Леопольдовна.

— «Видели, видели»! — сердито пробурчал Иван Михайлович. — За такую неосторожность можно так поплатиться, жинка. Не забывай: дети у нас. Долго ли им проговориться.

— За Нину можешь быть спокоен, а Толя ведь не знает, что произошло.

— А нужно, чтобы знал! Чего ты на меня так смотришь? Будет знать, чем это пахнет, и язык придержит за зубами. Теперь такое время, что и дети умеют быть взрослыми. Поняла?

— Что же будем делать?

— Не знаю, надо подумать.

До войны этот дом был для нее приветливым и уютным. Всегда шла сюда веселая, с легким сердцем, зная, что здесь ее ждут, ей рады. Лариса Ивановна, ее учительница, очень любила Клару, голубоглазую девушку с двумя туго заплетенными косами, лучшую ученицу в классе. И Клара платила ей нежной любовью. Да разве только Клара? Весь класс любил Ларису Ивановну.

Как часто в выходные дни, особенно весной и ранней осенью, водила их Лариса Ивановна на речку, в цветущие луга и зеленые дубравы, окружавшие городок. Сколько чудесных экскурсий провела она с классом!

И всегда была с ними Нина. Хотя и была на год моложе, она дружила с девочками того класса, в котором преподавала ее мама, но больше всех любила Клару. Они постоянно бегали друг к другу, летом лазали на деревья или прятались в зеленую беседку и долго шептались о всякой всячине. Зимой катались на санках, готовились к праздникам. И как веселились на праздники! Особенно под Новый год. Сколько счастливых хлопот, шума, крика знал этот дом! Как нарядна бывала елка! Какими интересными и забавными были новогодние постановки в школе! Ими увлекались не только дети, но и взрослые — родители Нины и Клары. А как плясала Нина…

Теперь не узнать когда-то веселого дома. Тихо в нем, как в погребе, и печально. Где вы, счастливые, радостные дни? Где мама, Лариса Ивановна? Одна Нина рядом: дышит ровно, едва слышно, спит уже. А она, Клара, никак не уснет, будто и дом этот чужой, будто она впервые ночует здесь.

И на дворе обманчивая тишина. Можно подумать, что в городе воцарился наконец покой. А на самом деле плач и стой раздирают людские души. Каково сейчас тем, кого сгоняли сегодня к управе? Где они?.. Скоро ли настанет утро? Что принесет оно ей?..

Почти до рассвета не могла заснуть Клара, а потом забылась тяжелым, тревожным сном.

Проснулась она, услышав, что в сенях звякнули ведра. Может, Нина принесла воды, а может, Лидия Леопольдовна готовила корм для своей козы — любимицы Белки… Потом скрипнула дверь, и, когда Клара открыла глаза, она увидела, что Нина и бабушка уже не спят, стоят около окна и встревоженно к чему-то прислушиваются.

— Что там? — тихо спросила Клара.

— Где-то стреляют, — отозвалась Лидия Леопольдовна. — Похоже, что в лесу. Наверно, партизаны столкнулись с немецким отрядом.

Клара больше не расспрашивала. Вскочив с постели, быстро оделась и подошла к окну. Припав лицом к стеклу, смотрела на занесенную снегом улицу. Потом открыла форточку, и они втроем стали прислушиваться. За ночь метель улеглась. В белой утренней тишине отчетливо слышалась стрельба, но трудно было понять, где стреляют: на окраине города, на опушке леса или дальше, в лесу…

— Неужели партизаны? — Клара вопросительно посмотрела на Нину и Лидию Леопольдовну.

— А кто же еще? — ответила Нина. — Ведь те, что попали в окружение, ушли в глубь леса. Может быть, это парашютисты? Или наши высадили десант?

— О если бы… Если бы хоть на неделю наши выгнали отсюда немцев. Тогда спаслась бы и мама, и все другие несчастные. — Голос Клары дрожал.

Обнявшись, девушки еще крепче прильнули к окну, еще внимательнее прислушивались к стрельбе за городом. И вдруг она оборвалась. Как-то сразу, будто по команде. Затем снова прозвучало несколько одиночных выстрелов.

Подруги не отходили от окна. Стрельба больше не возобновлялась. Тихо в городе. И людей не видно. Ни во дворах, ни на улице. Как будто не утро сейчас, а поздняя ночь.

— Ни души, — тихо сказала Лидия Леопольдовна, — люди попрятались по домам.

— Хоть бы дедушка пришел, — отозвалась Клара. — Может, он знает, что это за стрельба.

Но Иван Михайлович все еще не приходил. Прошел час, второй наступил с момента, когда отзвучали последние выстрелы. Девушки стали волноваться. Встревожилась и Лидия Леопольдовна. Несколько раз, накинув платок, выходила за калитку, выглядывала на улицу и, наконец не выдержав, надела пальто и отправилась искать мужа.

Она увидела его в конце улицы и быстро пошла навстречу, готовая обрушиться на него с упреками. Но, увидев мужа вблизи, растерянно остановилась: он шел медленно, тяжело волоча ноги по глубокому и неутоптанному снегу.

— Не заболел ли ты? — испугалась Лидия Леопольдовна.

— А-а? — остановился Иван Михайлович, с трудом переводя дыхание и глядя на нее каким-то странным, остановившимся взглядом. — Заболел, говоришь? Все возможно, Лида. Все возможно… А ты куда собралась?

— Да куда же? Искать тебя иду. Ждали, ждали, а тебя все нет да нет, время-то теперь знаешь какое? Засиделся где-то?

— Да-а… засиделся… Клара, наверно, волнуется?

Лидия Леопольдовна услышала в его голосе что-то необычное, задержала на нем тревожно-испытующий взгляд: