Дмитрий Мищенко - Нина Сагайдак

Но Нина не вырывалась. Она подняла на нее печальные, полные слез глаза и застыла.

— Ты… осуждаешь? — испугалась Лариса Ивановна, вглядываясь в лицо Нины и пытаясь прочесть мысли девочки. — Скажи, ты тоже осуждаешь мой поступок? — снова спросила она прерывающимся от волнения голосом.

Нина молчала.

— Яков Осипович — хороший человек, он будет любить вас, — старалась убедить ее Лариса Ивановна. — Мы не можем так дольше жить. Вам нужен отец. Да и о своем угле мне подумать следует. Дед уже стар. Не сидеть же нам век на его шее. Почему ты молчишь? — сквозь слезы спрашивала мать. — Скажи хоть слово.

— Я не знаю, что сказать.

— Ну как же… Ты боишься? Думаешь, хуже будет? Ведь я с вами, не дам вас в обиду. Да и Яков Осипович не такой человек, что может обидеть. Он добрый. Вот увидишь: все будет хорошо, вы подружитесь с ним.

— А как же мой папа? Я должна забыть его?

Теперь замолчала Лариса Ивановна. Долго смотрит она на Нину глазами, полными слез, и молчит…

— Ну зачем ты так? — отозвалась она наконец. Голос ее дрожит, она вот-вот заплачет.

Но и Нине очень тяжело, и она решается сказать:

— Может быть, я останусь у бабушки? А, мама? Толя маленький, ему все равно. А мне, наверно, лучше остаться у бабушки…

Не ждала этого Лариса Ивановна. Она уткнулась лицом в подушку и расплакалась. Она не жаловалась, не сетовала на свою долю, только тихий, горестный плач сотрясал ее тело.

Если бы она знала, как сложится после второго замужества ее судьба, а тем более судьба ее девочки, она прислушалась бы к глухому сопротивлению детского сердца, посчиталась бы с ним. Обязательно посчиталась бы! Но сейчас Лариса Ивановна не могла этого сделать. Она впервые за столько лет подумала о себе и страшно была огорчена, что дочка так относилась к ее намерению стать счастливой.

Приземистые опрятные домики под железными крышами, словно грибы, выглядывают из густой зелени, радуют глаз какой-то особенной весенней праздничностью. Окна распахнуты в сад. Над цветущей зеленью садов торжественная тишина раннего утра и высокого синего неба. Не слышно репродуктор, почти не видно пешеходов. Сегодня воскресенье, отдых, настроение праздничное.

Нина быстро идет по улице Ленина. Ей все здесь хорошо знакомо, во многих домах живут ее одноклассники. Могла бы зайти к девчонкам сговориться куда пойти, как веселее провести этот погожий летний день. Но надо спешить домой. Ляля ждет завтрака. Нина несет сестренке молоко из детской кухни — не до подружек ей сейчас. Так тяжело дома, что и передохнуть некогда, — где уж там думать о гулянье. Хорошо еще, что занятия в школе кончились, а то, бывало, хоть садись и плачь: и уроки готовить нужно, и за питанием для Ляли сбегать, и постирать, и Лялю понянчить. Все спешно, все неотложно. Правда, помогает Ольга Осиповна — сестра отчима: она недавно перешла к ним жить, но ведь у нее, кроме забот в семье, еще и служба.

Беда, ох беда! Не думала не гадала, что в четырнадцать лет придется быть и нянькой и хозяйкой в доме. А мама… бедная мама! «Не беспокойся, доченька, — говорила она, — ведь я с вами всегда буду, все будет хорошо…» А вон как обернулось. Всего два года прошло с тех пор, как мама второй раз вышла замуж и они ушли от деда, а горестей хоть отбавляй…

Одного не поймет Нина: что произошло между мамой и дедом? Спрашивать неудобно, а сама догадаться не может. Оба они, и мама и дед, такие скрытные. Похоже, что поссорились еще тогда, до приезда Нины из Одессы. Но разве можно так ссориться, насовсем? Как ушли они с мамой, дед ни разу их не навестил, даже после того, как родилась Ляля. Да и в доме сложилось не так, как думала мама. Пошли нелады, ссоры, мама часто плакала. А как родилась Ляля, болеть стала, да так плохо ей было, что дядя Вадим увез маму в Ленинград на длительное лечение. И вот уже три месяца мучаются они без мамы… Бедная мамочка, мечтала о светлой доле для себя и детей, искала счастья, а вон как все обернулось…

Дома Нину уже ждали. Ольга Осиповна носила Лялю на руках, старалась успокоить, но малышка плакала, видно, проголодалась за ночь.

— Вот и кормилица наша, — обрадовалась Ольга Осиповна, увидев Нину. — Принесла?

— А как же. Первой в очереди стояла, молоко свеженькое.

Нина достала из сумки несколько бутылочек и одну из них протянула Ольге Осиповне. Та торопливо надела соску.

И вот уже Ляля не капризничает, жадно причмокивая, сосет молоко. Обе няньки довольны. Одна кормит, другая сидит, смотрит на ребенка еще грустными, но уже чуть повеселевшими глазами.

— Вот так и вырастим, — улыбается Ольга Осиповна. — Глянь, как лакомится.

Да, теперь не так страшно. Ляльке скоро шесть месяцев. Нина будет с ней все лето, а к осени девчонка еще подрастет. И мама, может, вернется.

— Ты меня не жди, — торопит Ольга Осиповна, — бери суп и садись завтракать.

— А может, вместе?

— Вместе не выйдет. Толя ушел к бабушке, Яков Осипович в городе, а меня придется долго ждать: пока Ляльку накормлю да убаюкаю, много времени уйдет.

Нина подходит к плите, наливает суп в тарелку, достает хлеб, ложку, садится за стол.

Ест медленно, молча. Ольга Осиповна видит все это, но разговора не начинает.

— Сегодня воскресенье, — наконец произносит она, — может, погуляешь с девочками?

Нина поднимает на нее удивленные и недоверчивые глаза.

— А дома как же?

— Дома я побуду. Хватит с тебя. Всю неделю не спускаешь Ляльку с рук. Погуляй хоть сегодня, в воскресенье.

— Ой, тетя Оля, кончились мои гулянки.

— Ну что ты, Ниночка. Твое еще впереди. Скоро мама вылечится, приедет домой, все пойдет на лад.

День сегодня выдался прекрасный. Почему бы и вправду не пройтись? Пусть ненадолго, не с подружками в лес или на речку, а, скажем, к бабушке…

Она собралась было идти, как вдруг увидела в окне отчима. На мгновение задержалась и, когда Яков Осипович появился на пороге, насторожилась: сказать, что идет к бабушке, или промолчать?

— Ты куда собралась? — спросил отчим.

— Пусть погуляет, — ответила за Нину Ольга Осиповна.

— Не до гуляний сейчас, — сказал Яков Осипович и тяжело опустился на стул. — Садись, поговорить нужно.

— Да я только к бабушке… — начала было Нина.

— Я не против, чтобы ты пошла к бабушке, да только не сейчас. Пришел сказать вам страшное, дорогие мои. Война началась. Немец напал на нас. Сегодня по радио передавали: в четыре часа утра на всей западной границе фашистская армия перешла в наступление, германская авиация бомбила пограничные города, до Киева добралась. Беда… Великая пришла беда…

Ольга Осиповна как сидела с ребенком на руках, так и застыла. И Нина почувствовала вдруг, что руки у нее отяжелели и как-то бессильно повисли.