Андрей Шманкевич - Боцман знает всё

— Однако нас подпустил! Откуда он знает, что мы не станичные?

— Знает… Он даже больше знает — знает, что у вас в кармане лежат командировочные удостоверения. Ему же от вашего брата, командированных, всегда что-нибудь перепадает. Так что он с умом пёс. Да вот поживёте — увидите. А теперь на покой. Пошли, Джек!

По старой рыбацкой привычке я проснулся до восхода. Валентин спал сном младенца. Прихватив мыло и полотенце, я отправился на ерик. Едва переступив порог, услышал нетерпеливое повизгивание Джека. Он сидел на дамбе у ствола вербы, насторожённо смотрел куда-то вверх, в гущу листвы, бил хвостом по земле и возбуждённо повизгивал.

— Джек! Джек! — позвал я.

Пёс обернулся, трижды отрывисто пролаял и снова уставился в крону. Я подошёл к нему, хотел погладить, как накануне, но на этот раз Джек был совсем не расположен к нежностям: он покосился на меня и беззвучно показал клыки. Однако он тут же забыл про меня и снова стал всматриваться в крону дерева.

— Что ты нашёл там интересного? — спросил я и сам стал рассматривать листву.

Но сколько ни напрягал зрение, ничего не увидел. Джек снова трижды пролаял.

— Всё-таки ты пёс со странностями, — продолжал я. — Наверно, птичка там какая-нибудь спряталась?

Джек так посмотрел на меня, что сразу стало ясно: он обо мне был тоже не очень высокого мнения. В это время скрипнула дверь, и на пороге появился начальник шлюза с двустволкой в руке.

— Доброе утро! — поздоровался он. — Ну, Джек, где он там прячется, разбойник?

Начальник стал внимательно всматриваться в листву, наконец он что-то заметил и вскинул ружьё. Грянул выстрел, и к нашим ногам, ломая сухие сучья и сбивая листву, свалился замертво рыжий с чёрными полосами зверь.

— Что это? — вырвалось у меня.

— Дикий камышовый кот. Житья нам от них не было, пока на шлюзе не появился Джек. Никакой живности нельзя было развести — ни курицы, ни утёнка, ни гусёнка. Знаете, сколько таких котов уже истребил Джек? Этот сороковой или сорок первый…»

Джек понюхал кота, брезгливо фыркнул и отошёл в сторону.

— Говорят, что у собак ума нет, один инстинкт, — продолжал начальник. — Тогда как же быть с нашим Джеком? Он только не говорит, а понимать всё понимает. Я подобрал ещё щенком на базаре. Хозяин его выехал, с собой взять не мог, отдал тут одним. В общем, Джек от них сбежал. А на шлюзе прижился. На свободе живёт, а ума не проживает…

Начальник взял убитого кота за хвост и пошёл к сараю. Я направился к ерику. К Джеку вернулось его миролюбивое настроение, и он побежал по тропинке впереди меня. Он знал, куда мне надо: с большой тропинки он свернул на боковую и привёл меня к мостикам, с которых было удобно мыться.

Умылся я и только было взялся за полотенце, как услышал за спиной отчаянный крик Валентина.

Он чуть не столкнул меня с мостков в ерик. Он был бледен, губы у него дрожали.

— Там… там… там змея!.. Из-под ног… Чуть не укусила, — еле выговорил он.

Не успел Валентин сказать «змея» и показать, где он её видел, как Джек сорвался с места и бросился по тропе. Нам хорошо было видно, как заметался он по траве из стороны в сторону, потом застыл на секунду, припал на задние ноги и метнулся вперёд. Он схватил гадюку поперёк туловища и сразу же изо всех сил замотал головой, чтобы она не смогла его ужалить.

Когда мы подбежали к месту схватки, с гадюкой было уже покончено: она корчилась в последних судорогах…

Валентин ещё не пришёл в себя окончательно, поэтому он ничего не сказал, зато щедро поделился с Джеком — потрошителем змей, истребителем диких котов консервами тресковой печени — своим любимым кушаньем.

Не день, не два — целую неделю дул надоедливый северо-западный ветер. Дул порывисто, со свистом, с причитаниями. Гулял он по азовским просторам, никто ему там не мешал, а как вылетел на берег — тут тебе и хаты, и деревья, и столбы с проводами.

Ерошил ветер камышовые крыши и заборы, срывал с деревьев листву, перебирал провода, как струны, и они то сердито гудели, то начинали подвывать.

Хлюпали у причалов мелкие волны, негде им было в тесном проливе из моря в лиман разгуляться по-настоящему. Зато на взморье, за посёлком, ветер был полным хозяином: без помех через всё море гнал он водяные горы и с такой яростью обрушивал их на берег, что земля дрожала как в лихорадке…

Рыбаков заранее предупредили о шторме, они вовремя убрали все свои сети, очистили их от морской травы и всякого мусора и развесили на вешалах для просушки.

Только ветер, видно, не доверял рыбакам: он без устали перебирал сетевые полотна и выдувал каждую соринку из каждой ячеи.

И Филе и Валерке далеко ещё было до настоящих рыбаков. Чтобы только семилетку кончить, им ещё было сидеть и сидеть за партами. Настоящие рыбаки, вон, сетками рыбу ловят, а они только удочками. Рыбаки ходят в море на промысел, а им и в лиман не с чем выйти.

Особенно о сетке мечтал Филя. Он и Валерку заразил этой мечтой.

Идут они из школы — нарочно крюк делают, чтобы у рыбацкого стана потолкаться, посмотреть, как рыбаки сети чинят, как перебирают, в байды укладывают. А то и помогать вызовутся. Колхозники были не против таких помощников, даже хвалили.

— Такие настоящими рыбаками будут, — говорил про них бригадир. — Настоящий рыбак, он к сетке с мальства тянется…

Филя в таких случаях усмехался и косился на Валерку. Не должно было, по его мнению, получиться из Валерки рыбака. И росточком приятель не вышел, и плечики у него как у цыплёнка… Вот картинки он мастер рисовать или вот книжки пересказывать, а в рыбацких делах он почти ничего не смыслит. А Филе эти сетки не в диковину с люлечного возраста — люльку его мать сеткой окутывала, чтобы не вывалился он из неё на пол. А ползунком стал — отец из сетки устроил закутку для сына, чтобы он к воде не уполз.

Всё это Филя только про себя думал, не говорил вслух, боялся Валерку обидеть.

Теперь из-за непогоды и рыбакам было нечего делать, и помощникам. Рыбаки, скучая, посматривали на море, ребята, сидя под забором, — на сетки, что болтались по ветру на вешалах. Как раз о сетках они и разговор вели.

— Думают, не справились бы с сетками? Ещё как справились бы… — ворчал Филя, неизвестно кого имея в виду. При этом он обиженно надувал щёки так, что каждая веснушка на них становилась в два раза крупнее. — Я такие места знаю… Столько рыбы там…