Александр Воронцов - Юнгаши

Чаще всего Коля сменял старшего матроса Пинчука. Тот встречал юнгу восклицанием: «Не опоздал, Колюха? Молодцом! Блюдешь морские законы». Торопливо сдавал обязанности и спускался в кубрик, где его непременно ждал большой медный чайник с кипятком.

А Коля оставался один. Поначалу страшновато было. Особенно на ходу, при свежем ветре. Охотник — корабль маленький. Так и в официальных документах пишется: «малый охотник». По сути, катер. Чуть что, волна не волна — качает нещадно. На высокой площадке — как на маятнике. Иногда казалось (не зря говорят: у страха глаза велики), что с таким кораблем обязательно должно случиться что-нибудь непоправимое: опрокинется, пополам переломится или вообще развалится на куски по какой-то непонятной причине. А больше всего боялся он с площадки в море упасть.

Однако недолго юнгу мучили страхи. Быстро понял, что правы катерники бывалые, говоря о своем корабле: «Маленький, да удаленький!». И теперь в погожий день и в непогоду для Коли сигнальная площадка — самое любимое место.

Вот и сегодня. В походе уже пятнадцать часов, вторую вахту Коля выстаивает, а настроение хорошее, никакой усталости. Работает он с подъемом, все делает легко и быстро. И мысли — светлые, радостные: «Победа!.. Победа!.. Я вернусь, мама… Обязательно вернусь…»

Пробегает в тайне одна досадливая: «Не успел… Опоздал…»

Но это — так, между прочим.

Главное — завоевана великая победа. Через лишения, потери, упорный труд и смертельные схватки пришла она, желанная и долгожданная. И он, шестнадцатилетний юнга Уланов, причастен к ней.

Коле казалось, что и здесь, в открытых водах Балтики, все сегодня пронизано животворным светом Победы…

О том, что война закончилась, на катере стало известно еще вчера, 8 мая.

Сначала — неофициально.

Длинный и тонкий, вроде корабельной мачты, катерный радист Серега Почивалов ворвался в кубрик во время завтрака и ошалело заорал:

— Братва, победа!

Круглое лицо Сереги сияло, как только что надраенный корабельный колокол.

Катер БМО-541 уже сутки стоял на якоре в небольшой бухте у острова Эзель. По соседству с другими кораблями сводного отряда, сформированного для высадки десанта в порт Либава. С часу на час ждали прибытия морской пехоты.

И вдруг — такая весть.

Матросы перестали жевать и с любопытством уставились на радиста, ожидая подробностей.

У Коли тревожно екнуло в груди: «Неужели не успел?» Вопрос этот — успеет он или не успеет побывать в бою? — преследовал его постоянно, пока корабль ремонтировался, затем шел из Кронштадта сюда, на передний край войны. И вот, перебивая радость, отзывался в душе досадой.

Нарушил молчание минер Анатолий Рамзин. Происходил он из вологодских лесорубов, а на Балтике служил еще с довоенных времен. Всю войну на кораблях прошел и давно уже привык к неожиданным поворотам судьбы.

— Путаешь чего-нибудь, Серега, — спокойно и даже с некоторой укоризной осадил он Почивалова. — Наверное, еще один город взяли, а ты уже понес…

Что война заканчивается, было ясно. Пал Берлин, советские и союзные войска встретились на Эльбе. И незанятых городов-то на территории фашистской Германии почти не осталось. И все ждали желанного события с нетерпением. В том числе и Рамзин. Но ему трудно было предположить, что произойдет это так неожиданно просто. Что это уже произошло.

— Город?! — Серега застонал от досады. — Пентюх! Полная победа! Понимаешь, полная. Германия капитулировала безоговорочно.

Наступила тишина. Верилось и не верилось.

Рамзин проглотил нежеванный кусок и еле слышно выдавил:

— Ох, заливаешь, Серега.

Тут минер хватил через край. Все знали: Почивалов никогда никаких слухов в команде не распространял и трепаться не любил. Хотя, будучи радистом, знал многое. Тот факт, что его прорвало, можно было объяснить чрезвычайными обстоятельствами. Моряки зашумели.

— Погодь, не блажи, — успокаивающе поднял руку механик катера Шаров, человек степенный и рассудительный. — Ты, Толя, словами-то не бросайся, тут дело серьезное. А ты, Серега, не части. Давай выкладывай все по порядку.

Почивалов с огорчением посмотрел на Рамзина, вздохнул и присел на свободный краешек скамьи к общему столу.

— А чего?.. — кашлянув, начал он. — Может, и впрямь липа. Только понимаете… настраиваю аппаратуру и слышу, дают открытым текстом: «Германия капитулировала». — Слово «капитулировала» Серега произнес по слогам.

— И все? — с оттенком разочарования спросил Шаров.

— Все. — Радист смущенно развел руками.

— Кто передавал? Кому?

— Не знаю.

В кубрике опять стало тихо.

— Та-ак, — врастяжку произнес Шаров. — Значит, может правда, а может, и нет?

— Правда! — взмолился Почивалов. — Сердцем чувствую.

Шаров потер подбородок.

— Ну вот что, — заключил он, весело глядя на незадачливого радиста, — весть ты принес добрую, спасибо. К тому дело шло. Но ликовать пока не будем, проверить надо.

Матросы не спеша дожевали свои утренние бутерброды, допили чай и разошлись по боевым постам на «проворачивание механизмов» — есть такой пункт в корабельном распорядке. Никакого разговора будто и не было.

Однако слух пополз. К тому же обещанная морпехота не показывалась, и даже ни одной воздушной тревоги не объявлялось. И чем дальше, тем больше в команде крепла уверенность, что так оно и есть, как сказал Почивалов.

А тут еще юнга Уланов, стоя на сигнальной вахте, принял днем необычный семафор. Знакомый сигнальщик с соседнего корабля передал: «Поздравляю — победа!» Коля ответил: «Спасибо, тебя — тоже!»

И все же до конца еще не верилось.

Официальное сообщение подоспело лишь к вечеру. Командира катера капитан-лейтенанта Васильева вызвали на флагманский корабль. Вернувшись, он построил экипаж и объявил:

— Дорогие товарищи, сегодня подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии!

Строй замер, а командир, переведя дух, продолжал:

— Войне конец. Поздравляю вас с великой победой!

Что тут началось! На едином дыхании моряки крикнули:

— Ура-а-а!

На какое-то время строй нарушился. Рамзин кинулся к Почивалову, обнял его.

— Прости, браток, не хотел тебя обидеть.

Серега похлопал минера по плечу.

— Ничего… я и сам… не сразу…

Коля Уланов стоял рядом с Борей Демченко — тоже юнгой, рулевым. И моторист Женя Бурмистров был неподалеку. Они переглянулись, счастливо улыбнулись друг другу. Но опять, как и утром, во время разговора в кубрике, Коля невольно задал себе вопрос: «Неужели все кончилось?» За большой радостью, которую он вместе со всеми испытывал, где-то в глубине сознания билась досадливая мысль: «Не успел побывать в бою, отомстить за погибших старших братьев… Клятву дал… Не успел…»