Александр Воронцов - Юнгаши

Клятву рассчитаться с врагами за своих братьев Коля дал самому себе. Когда пошел добровольцем на флот.

И все же известию о победе он радовался искренне, вместе со всеми. Хотелось закричать от радости: «Я вернусь, мама, скоро вернусь!»

Капитан-лейтенант Васильев выждал.

— Внимание, товарищи! — Он поднял руку. — Капитуляция подписана, но бой кое-где еще продолжается. Отдельные группы гитлеровцев не хотят складывать оружие…

Наступило молчание, лица моряков посуровели.

— Словом, так: нам поставлена новая боевая задача. В ночь выходим в море.

— Добивать фашистов? — спросил Виктор Ярковой, командир кормового орудия и секретарь парторганизации катера.

— Почти угадал, парторг, — подтвердил Васильев. — Нашему сводному отряду малых охотников, — он обвел рукой стоящие на рейде катера, — приказано перекрыть все пути в море и не допустить эвакуации войск из курляндской группировки противника.

Об этом знали все: курляндская группировка, окруженная войсками Красной Армии в Прибалтике, состоит из отборных частей германского вермахта. Многие из них занимали позиции вокруг блокированного Ленинграда. И все понимали: нельзя позволить врагу уйти от справедливого возмездия.

— Экипаж не подведёт, товарищ командир, — за всех заверил Ярковой.

Васильев знал это.

— Будем считать: задача ясна. Тогда… — он сделал короткую паузу и скомандовал: — Корабль к бою и походу приготовить! Разойдись!

Через несколько секунд все люди были на своих местах. В движение пришел весь сложный корабельный организм.

Первым о наборе в Школу юнг пронюхал Петька Чубаков. А уж от него стало известно Коле Уланову. Были они дружками, жили в соседних домах на улице Можайского около Витебского вокзала, учились в одной школе. Вместе, когда началась война и блокада, пошли в ремесленное, работали на заводе. Точили детали для пулеметов «максим». Но мечтали на флот попасть.

И вот случай подоспел. Дружок поймал Колю во время короткого обеденного перерыва.

— Слыхал? — Петька смотрел на Колю завороженными глазами. — На Балтфлот добровольцев набирают. Пацанов нашего возраста.

Неужели добились мальчишки? Не зря, значит, в разные инстанции обращались, самому командующему флотом писали.

— Врешь? — Коля от удивления даже рот разинул. — Откуда узнал?

— Честное… — Петька чуть было не сказал «пионерское», но вовремя спохватился, вспомнил, что еще весной, накануне 1 мая, их обоих в комсомол приняли. — Честное комсомольское. Один знакомый моряк сказал, он к моей сестре на свидания ходит.

— Может, обманывает?

— Нет, он добрый. Помогает нам. Между прочим, комендором на эсминце служит.

На следующий день выбрались в военкомат. Встретил ребят строгий военный с двумя шпалами в петлицах.

— Сколько тебе лет? — спросил Колю.

— Пятнадцать… Скоро шестнадцать, — торопливо добавил Коля для убедительности.

— На заводе трудишься?

И чего расспрашивал? Ведь все знал. Сколько раз сюда приходили.

— Угу… В ремесленном и на заводе.

— Ремесленное — это хорошо. А специальность какая?

— Токарничаю. — Хотел Коля насчет ремонта пулеметов добавить, но воздержался. Как-никак военная тайна.

Ответил на свои вопросы и Петька Чубаков.

— Не отпустят вас, — усомнился военный. — С мастером говорили?

С Иваном Максимовичем они давно договорились.

— Мастер не возражает.

— Тогда почитайте вот. — Майор протянул ребятам бумагу.

«Правила приема в Школу юнг Военно-Морского Флота», — гласил заголовок.

— «Школа комплектуется юношами, комсомольцами и не комсомольцами, — внятно читал Коля, — в возрасте 15–16 лет…»

«Как раз подхожу», — отметил про себя, и на сердце полегчало.

«Имеющими образование в объеме 6–7 классов…»

Остановился, прикинул: образование тоже соответствовало. Правда, семь классов закончить не удалось, война помешала. Зато ремесленное, большой плюс.

— Подходим. Давай дальше, — поторопил Петька.

— «Исключительно добровольцами…» — с ударением произнес Коля и повторил: — Исключительно.

— Ничего, и по этой статье подойдем.

— «Желающие поступить, — продолжал читать Коля, — подают в райком комсомола заявление за своей подписью и подписью родителей… удостоверяющих свое согласие…»

Коля почувствовал, что строчки столь желанного документа стали расплываться у него перед глазами, и он в замешательстве, глотая слова, закончил:

— «Заявление должно быть заверено… при заявлении должны быть приложены…»

Далее следовал перечень необходимых документов: о рождении, образовании, состоянии здоровья… Но он даже читать не стал. В голове вертелись два слова: «Согласие родителей». И билась тревожная мысль: «Мама не согласится… не согласится… не согласится…»

За последний год в семью Улановых одна за другой пришли две похоронки — на старших сыновей Александра и Василия. Отец замкнулся, ушел в работу. А мать не находила себе места, часто плакала. В редкие дни, когда Коля появлялся дома — иногда приходилось по неделям из ремесленного не выбираться, — она прижимала его к груди и подолгу не отпускала от себя, словно боялась потерять свою последнюю надежду.

«Не согласится… Все пропало…» — в отчаянии решил Коля.

Петька догадался, какие сомнения мучают друга.

— Ты, Колька, тово… — успокаивал он. — Не расстраивайся. Чего-нибудь придумаем.

И они придумали. За родителей расписались сами. Управдом, не разобравшись, заверил подписи.

После окончания учебы, получив назначение на корабль, Коля часто вспоминал об этой своей вине перед матерью, о данном ей обещании и о своей клятве. Не раз он мысленно повторял: «Я вернусь, мама! Рассчитаюсь с фашистами и вернусь…»

На сигнальной вахте скучать не приходится. В боевом походе на каждом метре неожиданности и опасности. Глаз да глаз нужен. Будешь ловить ворон, чуть зазеваешься — можешь пропустить сигнал с флагмана или с соседнего корабля. А еще хуже — не заметишь перископ подводной лодки, появление корабля или самолета противника. Или плавающую мину пропустишь. Тогда — беда…

— Сигнальщик, как обстановка?

Это голос капитан-лейтенанта Васильева. Наполовину высунувшись из рубочного люка, он и сам наблюдал — и за морем, и за воздухом. Но и за боевыми постами успевал следить.

— Нормально, товарищ командир!

Коля постоянно ощущает на себе взгляд командира.

— Не прозевай вызов флагмана, Уланчик, — негромко, даже как-то доверительно предупредил Васильев.

— Есть не зевать!

Хорошее настроение у командира — Уланчиком назвал.

Повелось так с того самого дня, когда три юнгаша — рулевой Боря Демченко, моторист Женя Бурмистров и он, сигнальщик Коля Уланов, — впервые появились на катере. Прибыли прямо из Школы юнг. Ладно сшитая форма придавала им молодцеватый вид. Но вместо свободно выпущенных лент на бескозырках были бантики. Может, поэтому, а может, из-за того, что им впервые предстояло служить на боевом корабле, чувствовали они себя стеснительно, хотя и старались казаться бравыми мореходами.