Михаил Герчик - Солнечный круг

— За что вы его? — спросил Витька.

Олег сплюнул себе под ноги.

— За то, что гад! Сам все барахло в вашей конуре спрятать посоветовал и ключ дал, а потом сам своего папашу навел, предатель! Зря мы про него тому старшине не рассказали, пусть бы и им штраф влепили…

— Ну, теперь вы реабилитированы полностью! — У отца даже на лице было написано, как он рад, что вся эта история наконец закончилась.

— Нет, не полностью, — возразил я. — Нам еще не вернули штаб-квартиру.

— Эту конуру? — Отец удивленно вздернул брови. — Да зачем она вам? Чудаки… Какой смысл собираться в грязном темном подвале, когда у нас такой прекрасный, такой благоустроенный двор!

— Такой прекрасный двор… — с горечью повторил я. — Но для нас в нем нет ни кусочка места. Это же не двор, а одно сплошное «нельзя». Вроде немецкого приказа в оккупированном городе. Нас отовсюду гонят, ты просто этого не замечаешь. Возле деревьев играть нельзя — поломаете! Возле цветников нельзя — вытопчете! Возле столбов, где белье сушат, нельзя — перепачкаете? На площадке, которую вы называете детской, тоже нельзя — там одни песочницы да качели для малышей, стоит нам появиться, как няньки накидываются на нас, словно цепные собаки! У нас было что-то вроде футбольного поля, но и то Африкан Гермогенович застроил «доминошными» беседками… Наш «прекрасный благоустроенный двор» — просто липа, нам от вашего «благоустройства» нет никакой радости. А в подвале мы чувствовали себя хозяевами. Ни один Африкан Гермогенович не стоял у нас над душой, мы могли потрепаться, поиграть, придумать что-нибудь, интересное. Если его не вернут, нам будет житься в сто раз хуже и скучнее.

— М-да… — Мой пылкий монолог привел отца в замешательство. — Но ведь есть еще детский сектор Дворца культуры завода электроприборов. Ты сам как-то рассказывал, сколько там всяких замечательных кружков и секций для ребят. Есть стадион — там тоже работают с подростками. Наконец, насколько я знаю, при школе открыт городской пионерский лагерь. Почему бы вам не пойти туда?

— Потому что в городском лагере скучно, еще скучнее, чем в загородном. Мы пару раз ходили. Они пока на реку выберутся, полдня и нету. Слоняются по двору, как сонные мухи, книжки читают, играют в шахматы… Хватит с нас этого добра, когда учеба начнется… И вообще, если хочешь знать, по-моему, городские лагеря придумали не для детей, а для родителей: чтоб вам спокойней работалось, чтоб вы знали, что мы под присмотром и не болтаемся по улицам…

— Ну, это ты передергиваешь! — рассердился отец. — Страна тратит миллионные средства, чтоб организовать ваш отдых, а вы от всего носы воротите, как, извини меня, пресытившиеся свиньи от полного корыта. То вам плохо, это не нравится! Я помню, нас, деревенских ребят, привезли на экскурсию во Дворец пионеров. Мы все лето работали: пасли коров и телят, пропалывали лен, сгребали сено, собирали колоски, и колхоз премировал нас этой поездкой. Мечтали поехать все, а машина могла взять только двадцать человек. Сколько было споров, слез, переживаний… Мы ходили по этому Дворцу, как по музею, с открытыми ртами. У нас в школе даже электричества не было, все четыре класса сидели в одной комнате, каждый ряд — класс, и учила нас одна учительница, Ольга Константиновна… А тут ребята сами мастерили планеры и модели пароходов, у них был огромный зал, где они сами показывали кино, и оранжерея со всякими невиданными растениями… Я и сейчас помню, как мы возвращались домой и Ольга Константиновна говорила, что когда-нибудь такие Дворцы будут у всех советских ребят. У нас ничего не было, а мы жили весело, дружно и мечтали о таких Дворцах пионеров. У вас есть все, а вы только хнычете да брюзжите.

— Конечно, — усмехнулся я, — у вас ничего не было. Не было леса, где вы строили шалаши и играли в красных и белых… Не было коней, которых вы гоняли в ночное, и костров с печеной картошкой… Не было речки Живры, где вы ловили в норах раков, купались и путешествовали на плотах… Не было садов и огородов, которые вы опустошали по ночам… У вас ничего не было… Но у вас была свобода, а у нас ее нету. Нами все командуют: вы, вожатые, дворники, пенсионеры… И все считают, что они лучше нас знают, что нам интересно, а что нет, и чем мы должны заниматься утром, днем и вечером. Да ты пойми, я не могу ходить по Дворцу пионеров, как по музею, будь он распрекрасный! Я прихожу туда работать, тренироваться, заниматься в кружке — и больше мне там нечего делать. Я ведь тебе не говорил, что кружки — это плохо, кружки — это здорово, уж я-то знаю, сам штук восемь сменил. И секции — это здорово, особенно если попадется хороший тренер. Но сколько они занимают времени? Четыре, ну, шесть часов в неделю от силы. Зимой еще уроки, а летом?.. Летом мы целые дни во дворе. Во дворе, который называется: «Нельзя». И, пожалуйста, не думай, что наши ребята побоялись бы какой-нибудь работы. Ты же знаешь, что в Залесье я почти не отставал от местных мальчишек и на прополке, и на сенокосе, и гусей пас, и телят… Витька с Лерой и Ростик тоже рассказывали, что у бабушек в деревне они каждый день что-нибудь делали. Так это в деревне… Ну, а здесь что нам делать, в городе? Металлолом собирать? Макулатуру? А нам еще чего-то хочется, понимаешь? Поговори, папка, с Африканом Гермогеновичем, пусть вернет нам подвал. Страна миллионы тратит, а вам какого-то подвала жалко…

Отец слушал, не перебивая, и задумчиво барабанил по столу пальцами. Он-то хоть слушать умел. А другие, чуть что: «Цыц, заткнись, не твоего ума дело, сопляк!» И точка. И весь разговор. Потом он поднял голову, и глаза его как-то подозрительно блеснули.

— Какое у вас высшее командное звание?

— Командор, — растерялся я.

— А кто командор? Конечно, Виктор Крысевич!

Я кивнул.

— Ну так вот, пойди и передай своим мушкетерам, или как вы там себя называете: я добуду для вас ключи от подвала. Но при одном условии: если вы выберете меня командором вместо Виктора.

— Тебя? — Я чуть язык от удивления не проглотил. — Шутишь?

— Клянусь плавниками акулы, шпагой д’Артаньяна и картой капитана Флинта — грозы Южных морей, я говорю совершенно серьезно! — торжественно произнес отец, а глаза его смеялись.

— Или ты думаешь, что я буду худшим командором, чем Виктор?

Я пожал плечами.

— Ты все испортишь. Даже если не шутишь. Ты хочешь — будто вожатым, да? Так у нас вожатых хватает. И вроде тебя уже были. Производственники… Правда, немного помоложе. Пришли, наговорили с три короба, наобещали кучу всякой всячины — только мы их и видели. Раздразнили, а сами…