Кейт Уигглин - Ребекка с фермы Солнечный Ручей

— Никто не вызовется, Ребекка, и ты это знаешь, — сказала Эмма-Джейн.

— Почему бы нам не тянуть жребий, раз никто из нас не хочет говорить с ним, и все же кто-то должен?

Это предложение поступило от Персис Уотсон, которая была бледна и задумчива с тех самых пор, как на собрании впервые упомянули имя Джекоба Муди. (Персис страстно любила ягоды черемухи, и однажды она встретилась с ним… Что ж, у всех нас есть воспоминания, которые мы храним в тайне!)

— Не будет ли это грешно — решать вопрос таким способом?

— Это картежники тянут жребий!

— В Библии люди делали это очень часто.

— Для миссионерского собрания такой способ не годится. Эти замечания посыпались одно за другим на смущенную председательницу, «в то время» (как она всегда выражалась в сочинениях) как она пыталась разобраться в этической стороне неожиданной и трудной дилеммы.

— Это очень запутанный вопрос, — сказала она задумчиво. — Я могла бы задать его тете Джейн, если бы у нас было время, но, полагаю, его у нас нет. Кажется, что это не очень хорошо — тянуть жребий, но как же мы можем решить вопрос без этого? Мы с вами знаем, что намерения у нас хорошие, так что, может быть, такой способ и подойдет. Элис, возьми этот листок бумаги и оторви пять полосок — все разной длины.

Снизу донесся чей-то голос — голос, звучавший очень жалобно:

— Можно мне поиграть с вами? Хальда уехала кататься, и я совсем одна.

Это был голос «абсолютно лишенной вероломства» Тирзы Мизерв, и раздался он в самый подходящий момент.

— Если она тоже будет потом членом, — сказала Персис, — почему не разрешить ей подняться сюда, чтобы держать бумажки? Она будет действовать по-настоящему честно и никому не станет оказывать предпочтение.

Идея показалась замечательной, и ее осуществили так быстро, что не прошло и трех минут, как «лишенная вероломства» уже держала пять бумажных полосок в горячей маленькой руке, вновь и вновь усердно меняя их местами, пока они не стали совсем похожими друг на друга и изрядно засаленными и помятыми.

— Ну, девочки, тяните! — распорядилась председательница. — Тирза, ты не должна жевать смолу на миссионерском собрании, это неприлично. Вынь ее изо рта и приклей куда-нибудь, пока не закончатся все формальности.

Пять «дочерей Сиона» приблизились к роковому месту и одна за другой протянули свои дрожащие руки. Затем, на мгновение молча сжав каждая свою бумажку, они поднесли их друг к другу, чтобы сравнить.

Самую короткую бумажку вытянула Эмма-Джейн Перкинс, став в результате избранным судьбой орудием возвращения Джекоба Муди к более пристойному образу жизни!

Она обвела все вокруг себя полным отчаяния взглядом, словно в поисках какого-нибудь безболезненного и пристойного способа самоубийства.

— Давайте вытянем еще раз, — взмолилась она. — Я меньше всех на это гожусь. Я наверняка все испорчу, мне сначала надо хоть чему-то научиться.

Сердце Ребекки замерло при этом искреннем признании, которое только подтверждало ее собственные опасения.

— Мне очень жаль, Эмми, дорогая, — сказала она, — но единственным оправданием тому, что мы стали тянуть жребий, может быть отношение к результату как к чему-то священному — это почти как Бог, говорящий с Моисеем из Неопалимой Купины. [56] См.: Библия. Исход, гл. 3, стих 1–4.

— Ох, хорошо бы, прямо здесь она и была! — воскликнула расстроенная и несговорчивая миссионерка. — Я шагнула бы в нее сразу — даже не остановилась бы, чтобы снять гранатовое кольцо!

— Не будь ты такой трусихой, Эмма-Джейн! — воскликнула, пытаясь ободрить ее, Кандейс. — Джекоб Муди не убьет тебя, даже если у него ужасный характер. Отправляйся скорее, пока не успела еще больше струсить. Не пойти ли нам с ней, Ребекка? Мы могли бы подождать ее у ворот пастбища. Тогда, что бы ни случилось, Элис, как секретарь, сможет занести все в протокол собрания.

В подобных критических ситуациях время летит с такой невероятной быстротой, что Эмме-Джейн показалось, будто прошло одно мгновение, а ее уже тащили по полям остальные «дочери Сиона», и «лишенная вероломства», запыхавшаяся от быстрого бега, замыкала шествие.

У ограды пастбища Ребекка в последний раз с жаром обняла подругу и, шепнув:

— Что бы ты ни делала, следи за тем, как подводишь разговор к главному, — сняла верхнюю жердь и подтолкнула Эмму-Джейн на другую сторону изгороди. Затем девочки неохотно повернулись спиной к жалкой фигурке, и каждая выбрала себе дерево, под чьей дружеской сенью могла бы бодрствовать и, возможно, молиться до тех пор, пока миссионерка не возвратится от трудов на уготованной ей ниве.

Элис Робинсон, чьи сочинения всегда получали оценку 96 или 97, — 100 символизировало такое совершенство, какое только могло быть достигнуто в смертном мире Риверборо, — Элис, не только «дочь», но и «книжница Сиона», наточила карандаш и записала несколько удачно подобранных вступительных слов, чтобы использовать их, когда Эмма-Джейн Перкинс и Джекоб Муди кончат вершить историю этого дня.

Сердце Ребекки тревожно билось под ее полотняным платьем. Она чувствовала, что разыгрывается настоящая драма, и, хотя, к несчастью, не она была в ней центральной фигурой, ей все же была отведена скромная роль. Короткая бумажка досталась не самой способной «дочери»; это Ребекка вполне сознавала. Но сумела бы хоть одна из них добиться внимания Джекоба Муди, вовлечь его в приятную беседу и, наконец, заставить его осознать неправильность его образа жизни? В этом она сомневалась, но в то же время настроение у нее поднималось при мысли о трудностях, сопряженных с этим предприятием.

Трудности всегда были стимулом для Ребекки, но они устрашили бедную Эмму-Джейн, которую пробирала дрожь от возбуждения, растерянности, страха и желания поддержать свой слабеющий дух. То, что ее беседе с Джекобом Муди предстояло быть внесенной в «протокол» секретарем, стало каплей, переполнившей чашу. Ее голубые глаза казались светлее, чем обычно, и блестели точно фарфоровые блюдца, ее обычно розовые щеки были бледны, но она энергично продолжала шагать вперед, решив быть «дочерью Сиона», а самое главное — заслужить восхищение и уважение Ребекки.

«Ребекка может сделать что угодно, — думала она с восторженной преданностью, — и я должна стараться быть не глупее, чем я есть на самом деле, или она выберет себе в самые близкие подруги какую-нибудь другую из девочек».

И, собрав все свое мужество, она направилась в палисадник Джекоба Муди, где он в это время колол дрова.

— Хороший сегодня день, мистер Муди, — начала она вежливым, но хриплым шепотом. Слова Ребекки: «Подводи разговор! Подводи!» — призывно звенели в ее ушах.

Джекоб Муди взглянул на нее с любопытством.