Кристина Рой - Пробуждение

Ах, трудно сказать, как сатана искушает меня и моих домашних!

Поверьте, господин пастор, я в моем доме совершенно одинок!" Молодой пастор теперь тоже узнал, что такое одиночество.

Пока мать была с ним, он мог разговаривать, общаться с нею и чувствовать ее любовь, хотя она и не понимала его. Теперь он знал, что никто его больше не любит так, как она.

Пастор подошел к окну. Перед ним был сад с мощными старыми деревьями, и они, расступаясь, открывали вид на заходящее солнце, лучи которого освещали горы вокруг долины Вага. -По голубому небу плыли легкие белые облака; под ними зеленели поля, среди которых серебристой лентой извивался Ваг. Такая спокойная мирная картина, полная поэзии!

Молодой пастор тихо стоял у окна, а в душе его оживали воспоминания, роились мысли. Он вспоминал о прощании с матерью на вокзале, видел перед собой статную фигуру зятя Игоря, слышал его слова: "Вот теперь, милый мой, когда мать будет у нас, тебе придется жениться. Не можешь ты жить как отшельник.

Женись, пока молод, возьми себе хорошенькую жену, с ней жизнь и радость придут в дом! Холостяк подобен лодке с одним веслом. Вниз по течению еще ничего, а против течения не поплывешь!" "Он прав, - подумал пастор Моргач, - мне же всегда приходится плыть против течения. Мне нужна помощница, которая была бы со мной заодно". Словно на облаках, приплыл вдруг образ девушки с корзинкой, полной фиалок; в ту Страстную пятницу прокралась в его сердце мысль о личном счастье, именно в тот момент, когда молодость пробудила в нем естественные желания. На миг он закрыл глаза, открыл их снова и, мечтательно улыбаясь, устремил взгляд на горы, не видя их. Зато он ярко вообразил себе картину райской семейной жизни, где царила избранница его сердца; она бы устроила все в доме по своему вкусу, создав атмосферу света, музыки и поэзии. Тогда он смог бы расширить поле своей деятельности для Христа, чтобы души, ищущие истину не уходили пустыми. И с какой радостью он каждый раз возвращался бы домой, потому что там его ожидала бы его голубка!

Невольно он прижал к груди скрещенные руки, так как лишь в этот момент понял, что любит эту девушку.

"О Аннушка, как я тебя люблю!" - сказал он про себя.

Его мечты были прерваны внезапным появлением тетушки Сениной, стука которой в дверь он не слышал. Она извинилась, что помешала, и сказала, что Ужеровы уже дважды спрашивали пастора; они хотят с ним поговорить.

- Ужеровы? - переспросил пастор удивленно. - Скажите им, пусть приходят, и подайте мне, пожалуйста, сразу ужин, чтобы я был готов!

Через несколько минут на столе перед пастором стояли молоко и хлеб. Он ел с аппетитом и заметил, что всегда серьезное, почти печальное лицо старушки сегодня выглядело необычно радостным.

- Что вас так радует, матушка? - осведомился он.

- Ах, господин пастор, как не радоваться, когда у Ужеровых будет свадьба?

- У Ужеровых свадьба? Кто же там женится?

- А вы не знаете? Степан хочет сегодня объявить в церкви о своей свадьбе. Он хотел бы сделать это до праздника Троицы.

- А на ком он женится? Не на той ли девушке из Праги? - озабоченно спросил пастор.

- Нет, та давно замужем. Невеста, с которой он сейчас к вам придет, гораздо лучше ему подходит - это Аннушка Янковская!

- И Янковский ее ему отдает? Она еще так молода!

Женщина в своей радости не заметила, что голос пастора зазвучал вдруг иначе, словно ему стало холодно. Комната для него погрузилась в сумрак, померкло и лицо молодого пастора.

- О, Янковский ее никогда не отдал бы из своего дома! Степан войдет в их семью, заменит ему сына, в котором он так нуждается. Я так рада, что он ему тем самым облегчит жизнь и освободит от тяжелой работы. Аннушке уже восемнадцать, и отец и муж будут беречь ее. Лучшей пары ей и желать нельзя! Степан небогат, но умен, а ей нужно не богатство, у нее его достаточно. Ужеро-вы - самая старшая семья в Зоровце и всеми уважаемая. В союзе с Янковским они будут первыми в деревне. У нас, крестьян, так же, как у господ. У нас тоже не всякий может выбрать, кого хочет. Если, например, крестьянин женится на своей работнице, то, какой бы она хорошей ни была, в деревне никогда не будет пользоваться таким уважением, как если бы она была ему ровней. Почему это так среди людей, не знаю, но вряд ли это когда-нибудь изменится.

Тетушка Сенина взяла со стола стакан и хлеб и, выходя из комнаты, удовлетворенно вздохнула:

- Зато у Аннушки не будет свекрови, и она в семье мужа - желанный человек! Там никто на нее косо не посмотрит, и вся деревня будет считать ее первой молодой хозяйкой. Это Господь дал ей за то, что она многим из нас сделала столько добра!

И снова пастор стоял у окна. Над горами угасла вечерняя заря, так как солнце скрылось, и в этот миг в сердце молодого человека угас солнечный луч надежды.

"Значит, она никогда не будет моей! Но станет ли Ужеров ценить ее? Да, конечно, отец и муж вместе будут беречь ее как зеницу ока - в этом я уверен, и семья мужа будет носить ее на руках. У Степана все основания быть счастливым! Такая богатая невеста!

Крестьянину дороже всего земля. Аннушка получит в приданое свои земли и поля своего отца, так как она единственная наследница.

Со временем она будет первой крестьянкой в деревне. Но если она за него выходит замуж, значит, любит его..." - размышлял пастор.

Зазвучал вечерний звон, словно хоронили его счастье, которому суждено было умереть прежде, чем оно по-настоящему расцвело, - и в молодой душе стало пусто и холодно.

В последнее время пастор при вечернем звоне всегда молился за свою церковь, особенно - за свое братство. И сегодня он сложил руки, но помолиться не смог. Ах, в его братстве были ведь и те, которые лишили его всего.

"Ничего они у тебя не взяли, потому что у тебя ничего не было, - увещевал его разум. - Тебе Янковский ее не отдал бы, потому что ему нужен помощник. А разве мне не нужна помощь? Разве такой человек не нужен братству? А разве Аннушка, которая хотела остаться крестьянкой, смогла бы оставить свое сословие, в котором родилась и выросла, и прижиться в моем кругу? Однако она молода и имеет такое же образование, как все городские девушки. Из нее могла бы получиться лучшая жена пастора!" Но Август Моргач не смог представить себе эту певчую птичку посаженной в золоченую клетку; не смог вообразить ее одетой на городской манер: это лишило бы ее главного очарования - естественной непринужденности. Да, господин пастор! Крестьянкой ей рядом с тобой оставаться было бы нельзя. Народ, которому не нравится, когда крестьянин женится на работнице, не стал бы прежнюю свою ровню уважать как жену пастора. Ведь не случайно старая крестьянка тетушка Сенина посчитала за счастье для Аннушки, что у нее не будет свекрови и что семья ее мужа будет носить ее на руках; она уверена, что молодая займет первое место в деревне. Ах, Август Моргач! Если бы дочь Матьяса стала твоей женой, какими глазами смотрела бы на нее, твоя мать и вся твоя семья? В твоих кругах она до конца своей жизни оставалась бы золушкой. Смог бы ты защитить ее от всех обид? Ее сердце тянется к своему народу, и этот народ отвернулся бы от нее, а в кругу интеллигенции крестьянка всегда была бы чужой. Все кончилось бы тем, что милая Аннушка, со своим добрым сердцем, оказалась бы одинокой. Смог бы ты, Август Моргач, восполнить ей все потери, даже если бы она тебя и любила? Что бы ты дал ей за то, что она создала бы тебе рай на земле?