Герман Матвеев - Первая весна

Вечером предполагалось устроить заседание правления с юннатами, а получилось почти общее собрание колхоза. Когда Николай Тимофеевич около семи часов вечера вышел за деревню, то увидел около берёз большую толпу. Слух о собрании, о приехавших из города шефах распространился по колхозу, и многие заинтересовались. Пришли родители мичуринцев. Пришёл Тихон Михайлович. Пришли все, кто успел вернуться с покоса.

Застигнутые врасплох таким количеством народа, ребята с ног сбились. Спешно требовалось оборудовать сиденья. Притащили из домов скамейки, доски, табуретки. Доски положили на чурки.

Прислушиваясь к шуму голосов, волнуясь и нервничая, бригадиры вполголоса совещались в шалаше.

— Серёжа, не надо делать доклада, — уговаривала Светлана. — Зина сделает коротенькое сообщение о размножении, а ты о нашей работе, и всё…

— Наоборот, обязательно надо выступать! — горячо доказывал Серёжа. — Ты ничего не понимаешь! У нас получится выездная научная сессия в колхозе. Мичуринская!

Он был возбуждён. Постоянно потирал руки, подходил к окошечку и старался сосчитать количество собравшихся людей, но от волнения не мог и каждый раз сбивался.

— А по-моему, надо дать взрослым говорить, — настаивала Светлана. — Пускай они обсуждают наш опыт.

— Стойте! — сказала Зина, разобрав в общем гуле знакомый голос. — Папа пришёл. Надо с ним посоветоваться.

Николай Тимофеевич подошел к собравшимся и громко спросил:

— Кто это вас приглашал? Насколько мне известно, общего собрания не назначалось.

— Правление с активом собралось! — ответил кто-то из колхозников.

— Что-то слишком большой актив-то…

— А чем больше, тем лучше!

Председатель прошёл к столу и положил на него папку.

— А где главные герои? — спросил он, оглядываясь.

— Мы здесь, папа! Иди сюда! — послышался голос из шалаша.

В это время на дороге показался Павел Петрович с двумя учительницами и Верочкой Фоминой. Заметив их, председатель остановился.

— Ну, что ты, папа? — нетерпеливо спросила Зина.

— Ваше начальство идёт. Поджидаю.

Минуты через две директор школы и председатель колхоза с трудом пролезли в шалаш и, познакомившись с гостями, слушали их спор.

— Понимаете, Павел Петрович, — горячо говорил Серёжа, — мичуринцы должны агитировать словом и делом…

— Сначала делом, — поправила Светлана.

— Но дело же есть! Наглядно! Вон оно растёт. И у нас в городе участок большой.

— Что ж, доклад о семеноводстве — это не плохо, — согласился Павел Петрович. — Вопрос о том, как вы подготовились?

— За себя я отвечаю! — уверенно заявил Серёжа. — Сейчас я вам дам прочитать тезисы.

С этими словами он вытащил из рюкзака ученическую тетрадь и передал ее директору школы.

— Подготовился я хорошо, Павел Петрович. Папа мне дал институтский материал. Последние достижения. Мой папа биолог, — говорил Серёжа, пока Павел Петрович доставал очки и неторопливо протирал их платком.

За стеной шалаша послышался голос Марии Ивановны.

— Это называется заседание правления? — весело спросила она. — И полеводы здесь?

— А почему бы и нет? Ребята наши, и, стало быть, достижения наши! Родная кровь! — ответил мужской голос.

Между тем Павел Петрович открыл тетрадь, пробежал глазами несколько строчек, и брови его поднялись.

„12 апреля.

Сегодня обломали первые ростки и посадили в ящик. Папа очень одобрительно относится к нашей работе, но говорит, что до конца меня не хватит. Неужели я какой-то урод? Надо всё-таки доказать, что я не „балабошка“. Смотрел в словаре. Слова „балабошка“ нет. Есть „балабошки“ — народное название белой кувшинки. Говорил с ним насчёт нового фотоаппарата „лейка“. Аппарат необходим для поездки в колхоз. Он подумал и сказал, что если увидит, что для дела, то, может быть, и подарит… В крайнем случае, поеду с фотокором. Хорошо бы купить спиннинг и мотор для лодки“.

— Серёжа, это что-то другое… — сказал Павел Петрович.

Мальчик взглянул в тетрадь и побледнел… Вместо тезисов он захватил свой дневник.

— Ужасная история! Я оставил тезисы дома… — сказал он и сел. Выступать без записок он не мог. Там были цифры, даты…

За стеной раздались нетерпеливые голоса:

— Пора начинать, председатель!

— Кого вы ждёте?

— Все собрались!

Николай Тимофеевич взглянул на часы и поднял руку.

— Значит, доклада не будет? — спросил он, — Тогда сделаем так… Я скажу вступительное слово. Потом Зина сообщит о работе наших ребят. Потом Светлана… А потом пускай колхозники выступают. Не пугайтесь, не волнуйтесь. Стесняться вам нечего. Вы у себя дома, — сказал он. — Народ неспроста пришёл. Значит, интересуются!

С последними словами он повернулся и, давая понять, что вопрос решён, полез наружу.

— Ой, Зина… Ты боишься? — спросила шёпотом Светлана.

Вместо ответа Зина крепко сжала её руку.

Заняв своё место за столом, Николай Тимофеевич оглянулся и, заметив сломанный сучок, валявшийся возле костра, протянул к нему руку.

— Ну-ка, дайте мне эту палочку, — попросил он.

Получив палку, он забарабанил ею по столу. Гул быстро прекратился.

— Рассаживайтесь, товарищи! Начинаем!

Серёжа остался в шалаше.

Ваня устроился рядом с Марией Ивановной, обвёл глазами расположившихся полукругом колхозников, и у него от волнения защемило сердце. Сколько людей! Весь колхоз собрался. То тут, то там поднимались синеватые струйки дыма — мужчины курили. Женщины в разноцветных платьях, платках сидели на скамейках. На одной скамейке сидели отец, мать и дед.

— Будем говорить откровенно, — начал своё вступительное слово Николай Тимофеевич. — Садили мы с вами картофель и не знали толком, что садили. Растёт, и ладно! А сколько раз мы выносили постановление переходить на чистосортные посевы? И всё на бумаге…

— А кто виноват? — спросил мужской голос.

— Пускай я виноват! — резко ответил председатель. — Я свою вину на других не перекладываю… А почему это так получается? А потому, что избаловали нас, товарищи! Мы всё ждём, когда пришлют, да дадут, да помогут.

— Сами мы не умеем сорта разводить! — пробасил чей-то голос.

Ваня поднял голову, но не успел заметить, кто это говорил.

— Не умеем? А это что? — спросил председатель, показав рукой на участок. — Вы знаете, сколько тут картошек посажено? Четыре! На будущий год у нас полностью семена могут быть, если захотим. Главное — захотеть надо, а потом и умение придёт. Кто из нас думал, что с картошкой такие чудеса можно творить? Никто! А почему? Мало мы интересуемся наукой, товарищи! Сейчас нам государство и машины даёт, и новые сорта, и всё необходимое.

Говорил Николай Тимофеевич горячо, убедительно, и все чувствовали себя будто виноватыми.