Валентин Рушкис - Повесть о славных делах Волли Крууса и его верных друзей

Во избежание этого Волли долго облизывал указательный палец и подставлял его ветру — с которой стороны пальцу холоднее, оттуда и дует.

— Это закон физики, — подтвердил Юри. — На ветру жидкость быстрей испаряется, а где испаряется, там охлаждается.

Словом, все было поставлено на твердую научную почву.

По мнению Волли, дело портила Айме, тоже спустившаяся в парк.

Конечно, Айме девчонка славная, понятно, что ей наскучило сидеть в интернате. По ракеты — не ее ума дело! Прогнать бы эту Айме, и все тут.

Однако Юри решил иначе. А конечно же, он здесь был главнокомандующим!

— Пусть останется, — сказал Юри. — Она поможет ставить завесу.

К необыкновенной смеси из обыкновенного сахара со многими «ингредиентами» добавили изрядную порцию бумаги, и Юри все это поджег. Адская смесь потихоньку тлела и понемножку дымила.

Чтобы ускорить процесс, Айме стала на четвереньки возле этого костра и принялась дуть изо всех сил.

Дымовая завеса совсем уже начала получаться, как вдруг их костер вспыхнул ярким пламенем. Это было не по правилам: смеси полагалось только тлеть и испускать дым. Увы, потушить огонь не удалось.

— Это все из-за твоей гребенки, — сказал Волли один из малышей. — Я сам видел: она ка-ак вспыхнет!

— Может быть, — кивнул головой Юри. — Но я и сам дал маху: кажется, в рецепте было сказано, что бумагу нужно класть жеваную. Она бы так не загорелась.

— Ну вот! — огорчились малыши. — Мы бы тебе могли нажевать знаешь сколько!

Но самое интересное только начиналось. Установив ракету по всем правилам науки, Юри дал команду укрыться за деревом. И все спрятались за ближней липой, а Рауль отошел к следующей, подальше, и даже лег на землю.

Потом Юри долго разогревал спичкой нос ракеты, потому что этот нос нужно было раскалить. Юри чиркнул уже третью спичку, и Волли собрался было бежать помогать ему, как вдруг раздалось шипение и ракета взмыла в небо.

— Летит! Летит! — восторженно заорал Волли.

И это было, пожалуй, лишнее: услышав крик, их учительница пения, Эмма Рястас, которую школьники за глаза обычно называли певчей Рястас, остановилась и посмотрела в их сторону. До этого она шла по тропинке склонившись, что-то разыскивая. Сейчас она выпрямилась. Видно было, как волосы ее развалившейся прически развевались на ветру.

Но все это можно было наблюдать лишь какое-то мгновение. Повинуясь своим неведомым законам, ракета быстро снижалась и неудержимо неслась на учительницу.

— Бегите! — крикнул ей Юри. — Бегите!

Его голос звучал так убедительно, что Эмма Рястас крупной рысью ринулась вперед. Увы, даже издали было видно, что она не удаляется от ракеты, а приближается к ней. Кто их знает, эти ракеты, мало ли куда они полетят! Словно в Метсакюла было не на что упасть, кроме как на певчую Рястас!..

— Вот если бы у нас был свой координационно-вычислительный пункт… Кибернетика… — сконфуженно пробормотал Юри.

Больше он ничего не сказал. Говорила Эмма Рястас. Она говорила, что пожалуется директору. Что таким большим лоботрясам, как Юри и Калью, крайне стыдно стрелять в пожилых учительниц, ужасно стыдно. Что в ее юности девочки занимались рукоделием, были опрятны и не ходили перемазанные сажей, как Айме. Что ее горько разочаровал Рауль Паю. Она просто поражена тем, что столь музыкальный мальчик, из порядочной семьи, вдруг связался с такой компанией. Что, наконец, малыши…

И тут она гневным жестом указала на обоих малышей и на Волли. Это страшно обидело нашего героя. «Так ей и надо! — подумал он, глядя на растрепанную учительницу. — Нечего было тут разгуливать!»

Смутная догадка осенила его, и он принюхался: пожалуй, от их дымовой завесы попахивало гребенкой певчей Рястас.

Когда учительница, исчерпав свой запас красноречия, ушла, несколько секунд все молчали. Потом Калью пробасил:

— Вот это ракета! Смотри-ка, попали даже в движущуюся цель!

В учительской было сильно накурено. Разговор затянулся.

В комнату бесшумно вошла уборщица. В дверях она остановилась, повела носом и неодобрительно качнула головой. Подошла к окну, открыла форточку.

Учитель математики и физики Вальтер Пихлакас поспешил потушить окурок и втиснул его в полную пепельницу — у директора пошаливало сердце, год назад он бросил курить. Мог бы об этом подумать и сам Пихлакас, без вмешательства уборщицы. Мог бы. И вообще, с чего это он так разволновался?

Пихлакас поднялся, сделал несколько крупных шагов по учительской и остановился возле шкафа, за стеклами которого виднелись увесистые початки кукурузы.

— Вот это — наше достижение, сфера пашей деятельности, — сказал Пихлакас, указывая на кукурузу. — Нормальная сфера деятельности сельской школы. Но строить свою гидростанцию… И кто нам это разрешит?

— Разрешение имеется, — ответил директор. — На прошлой неделе я разговаривал с министерством по телефону. Они рекомендовали оборудовать мастерские, предлагали деревообделочные станки. Я напомнил, что у нас нет электроэнергии. Сначала, говорю, нам нужно построить свою электростанцию. А мне ответили: «Ну что ж, постройте!»

— Это была шутка, — уверенно сказал Пихлакас.

— Может быть… Мне сказали: «Подумайте». Вот я и собрал вас — подумать. Ясно одно: нужно найти разумный выход для энергии наших ребят.

— Иначе они в конце концов взорвут нас, — жалобно прощебетала Эмма Рястас. — Особенно этот Юри Куузик, который живет в интернате.

— Очень способный мальчик, — заметил Вальтер Пихлакас.

— Вот-вот. Очень. Такие на все способны! — воскликнула Рястас. — Они меня чуть не сожгли! Ракетой! Не знаю, чем они ее начинили, но она взрывается и летит, летит и взрывается! Они взорвут нас! Уж лучше пускай строят электростанцию!

И в это самое время уборщица внесла лампу. Обыкновенную керосиновую лампу с хорошо вычищенным стеклом, снятым нагаром, подрезанным фитилем… Это была честная старая лампа, много лет прослужившая школе.

Но сегодня все как-то сразу заметили, что в углах комнаты затаились густые тени и даже около самой лампы не так уж светло. Все учителя замолчали, потому что каждому вспомнились городские вечера возле ярких электрических огней то уютных, то слишком официальных, но всегда ярких.

Директор шумно потянул носом воздух — и керосином сегодня пахло сильней, чем обычно!