Мария Халаши - На последней парте

- Ах, ты... - сказала тетя Дёрди и опять помолчала. А потом еще раз спросила: - Почему же ты мне не сказала?

"Странные вопросы задают иногда взрослые, даже если они такие умные, как тетя Дёрди. Ну, как это она себе представляет? Вот я остановлю ее в коридоре и стану рассказывать, что сегодня собираюсь делать тушеное мясо? Подумаешь, дело большое - готовка! Вижу ведь по глазам, что она жалеет меня из-за готовки этой да уборки. Лучше бы тогда жалела, когда Агина мама говорила, что у ее Агики нет времени со мной разговаривать. Конечно, со мной-то ей некогда. Будто я не знаю, что они все то и дело бегают друг к дружке, и только меня никто не зовет к себе. Разве что Персик. Да и то два раза только. Тетя Дёрди сказала как-то, что судить о человеке надо по тому, как он себя ведет. И что раньше было не так. Тогда только те, у кого папа богатый, могли учиться да в красивые платья наряжаться, а до прочих, до бедных, и дела никому не было. Сейчас, сказала она, все по-другому. Что ж, может, оно и так, но меня это "по-другому" почему-то не касается".

- Ты не доверяешь мне! - Голос тети Дёрди как-то горестно зазвенел. - Ты должна была сказать мне, что живется тебе труднее, чем другим ребятам. Мы нашли бы какой-нибудь выход, сумели бы помочь тебе. Почему ты не на продленном дне?

- А кто тогда будет готовить ужин?

- Мы придумали бы, как сделать, чтобы у тебя оставалось больше времени на занятия. Потому что самое важное сейчас для тебя - учиться. Мы поговорим еще обо всем, ребята будут помогать, и тебе станет легче.

- Нет, не надо ребят, не надо! - воскликнула Кати неожиданно громко, так что даже незнакомая учительница подняла голову из-за своих тетрадей.

Тетя Дёрди взяла руку Кати в свою. Коричневая лапка исчезла под ее белыми пальцами. Кати с ужасом вспомнила, какие грязные у нее ногти.

- Знаю, девочка, - негромко говорила тем временем тетя Дёрди, - у тебя на сердце полно царапин и колючек. Ты не говорила мне, но я все равно знаю. И вся эта история с елкой мучила тебя. Мы поговорим еще об этом, и еще о многом другом. Все началось с того дня, когда никто не захотел сидеть с тобой.

"И совсем не с этого, а еще с кондитерской, откуда Маргитка меня выгоняла, официанта натравливала..."

- Но знаешь, почему они не хотели сидеть с тобой? Потому что ты была грязнуля, лохматая...

"Я не была тогда лохматая, даже ленту вплела в волосы".

- ...И еще на тебе была такая необычная, такая длинная юбка. А дети не любят необычного. Да и взрослые тоже. Ты была, словом, немножко не такая, как они. И не только из-за юбки. Ты не слушалась, дичилась, все время была готова к отпору, толкалась, дралась, мне тоже отвечала невежливо, не так, как полагается. И с учебой у тебя неважно. Я-то знала, что ты неплохая девочка, что сердце у тебя доброе, добрее, может быть, чем у многих других ребят в классе, - но если ты отвечала плохо, я должна была ставить тебе единицу, а если ты опаздывала, не могла не отчитать тебя. Да еще этот недельный прогул! Помнишь?

"А все же Крайцар славный. И даже этот противный Беллак стоит всего четвертого "А", что ни говори".

- Слушай меня, Кати! В жизни множество самых разных правил, которым нужно подчиняться, даже если это нелегко. Иначе все полетело бы вверх тормашками. Ты только представь себе, что было бы, если бы у нас в классе, например, каждый стал делать, что хочет...

"Вот уж Коняшка показал бы..."

- Если тебе положено ходить в школу - без четверти восемь изволь быть здесь. В школьном халате, умытая, причесанная. Ты заметила, что с тех пор, как стала больше следить за собой, в классе к тебе и относиться стали лучше?

"Не заметила. Разве что Персик".

- Ну, отвечай же!

- Да.

- Уж очень неуверенно ты произнесла "да". А между тем это так. Верь мне, ведь я-то всех вас вижу - и ребят, и тебя тоже. Ну, скажи сама, за что им любить тебя, когда ты ходишь чумазая, растрепанная, грубишь всем, плохо учишься и портишь всему классу среднюю успеваемость?

"Да что же это такое - средняя успеваемость?!"

- А в довершение всего ты сама их не любишь. Ведь не любишь! Ты не можешь пройти мимо парты Аги Феттер, чтобы не смахнуть ее ручку или еще что-нибудь. Думаешь, я не замечала?

"Видно, пожаловалась, обезьяна несчастная!"

- Феттер не говорила мне, но если бы сказала, мне пришлось бы заступиться за нее. Так ведь?

Кати вдруг так отчаянно затрясла головой, что косы ее пустились в пляс.

- Тетя Дёрди, я ведь цыганка! - крикнула она вне себя от горя. - Не такая, как все! Цыганка, цыганка, цыганка...

Она с трудом выдавила это из себя и захлебнулась в слезах. Но тетя Дёрди все же поняла. Снова взяла Кати за руку, склонилась к ней и горячо заговорила:

- Нет, Кати, нет, нельзя так, никогда больше не говори, что ты не такая, как все, что ты другая! Ты такая же девочка, ласточка моя, как любая другая...

- А все-таки они не хотят быть вместе со мной! - плача, выговорила Кати.

Впервые в жизни она произнесла это вслух. Слезы так и хлынули у нее из глаз. Минута - и синий ее халатик потемнел от влаги. Сколько их было, этих сдавленных, непролитых слез: и из-за Маргитки, кассирши из кондитерской на Главной площади их городка, и из-за вахтера универмага "Корвин", из-за памятного Первомая, и из-за Феттер, посмеявшейся над ее новым голубеньким платьем... Слезы катились градом, она никак не могла остановить их. Но и тетя Дёрди все говорила и говорила, рассказывала ей, объясняла:

- Знаешь, Кати, людей так долго учили дурному, что они и сейчас еще не забыли той науки. Сколько столетий, даже тысячелетий твердили им и внушали, что люди не одинаковы, что господин - это одно, а слуга - совсем другое, и господа презирали слуг, бедных, не считали их за людей. А ведь каждый человек имеет одинаковое право на жизнь и на счастье. Ты понимаешь меня?

Кати кивнула. Она слушала всем сердцем, даже слезы перестали катиться из глаз.

- Еще и двадцати лет не прошло, как у нас, в нашей стране, громко заявили, что все люди равны. Подумай, что это такое - двадцать лет в сравнении с тысячелетиями! А ведь дети всегда немного похожи на своих родителей. Поэтому так легко и так долго держится дурное, пришедшее из прошлого, и вот почему воспитывать приходится не только детей, но и взрослых. Ты улыбаешься, да? А ведь насколько труднее воспитывать взрослых, чем детей! С вами и то никакого сладу нет, а если еще всех мам да всех пап собрать! Ну, сколько я уже твержу вам, чтобы сразу после первого звонка в классе была тишина, - а где она, эта тишина?..

"Еще какой гвалт стоит! Только тогда и стихает все, когда тетя Дёрди войдет в класс".

- Но есть один хороший способ воспитывать людей - любить их. И детей, и взрослых. И тогда они постепенно изменятся. Вот увидишь: будешь любить ребят, и они тебя полюбят. Странная это вещь - любовь: чтобы получить ее, самой надо отдавать, и как можно щедрее. Понимаешь?