Владимир Степаненко - Компасу надо верить

— Новую машину привезли? — спросил я у рабочего.

— Роторный экскаватор пришел.

— Сколько же у него электромоторов? — удивился я.

— Здесь не все! — заторопился словоохотливый собеседник. — Ты сосчитай. Получили шестьдесят, а на машине триста штук будет стоять!

Мы с Настей торопливо принялись разглядывать электромоторы. На фанерных дощечках — адреса отправителей: Ленинград, Москва, Днепропетровск, Тбилиси, Алма-Ата, Фрунзе, Ташкент.

Скоро мы перешли с Настей к большим ящикам. Все они были перетянуты тонкими полосами железа.

— «Не кантовать!» — прочитала Настя угрожающую надпись. — «Адрес получателя: КМАруда! Адрес отправителя: Прага».

— «Будапешт!», «Бухарест!» — прочитал я на других ящиках. — Поняла, какой стал наш карьер?

— Знаменитый!

В гараже стоял огромный красавец МАЗ-525. По фотографии в журнале «Огонек» я представлял его меньше.

— Братцы, а вы зачем пожаловали? — раздался где-то в вышине голос Алешки.

Мне пришлось задрать голову. Кабина под большим стальным козырьком была на высоте двухэтажного дома. Алешка хлопнул дверкой, шагнул на площадку и, держась за поручень лестницы, стал спускаться.

Лицо у Алешки сияло от удовольствия. Золотой зуб во все стороны посылал зайчиков.

Мы подошли с Настей к переднему колесу и попробовали дотянуться до верха.

— Подрасти надо! — засмеялся Алешка и спрыгнул с последней ступеньки. Поздоровался за руку сначала с Настей, а потом со мной. Прищурил глаза и спросил:

— Юрка, зачем Петьку Кувыкина домой утащил?

— Чтобы проспался. Ты его не выгоняй из бригады.

Второй день жду ответ от следопытов. Короча рядом, а письмо идет три дня. Почему так плохо работает почта? Я много узнал нового об Александре Горобце! Вчера был в школе вечер. Колобок разрешил танцевать до девяти часов. Играла радиола. Танцевали девчонки с девчонками. А потом и мы расхрабрились. Здорово получалось у Баскета, научился! Один раз он пригласил даже Ирину Капитоновну!

Провожал домой Настю. Опять увязался Заяц!

Подумать страшно. Мне скоро стукнет четырнадцать лет! Смотрел на себя в зеркало. Убедился. Растут усы! Баскет начал бриться. Попробую и я.

Настя сказала, что я стал думать по-взрослому. Разве плохо — думать о многом, о важном? Я тороплюсь жить. Знаю, что самое интересное впереди — высота и штурвал!

Из-за поворота вырвался огромный темно-зеленый МАЗ-525 Алешки Звездина. С капота, пригнув рогатую голову, стремительно рвался вперед могучий буйвол. Надраенный мелом, он ослепительно блестел. Мускулистое тело животного подчеркивало исполинскую силу богатырской машины.

Мне пришлось задрать голову: Алешка сидел непривычно высоко. Он хлопнул дверкой и махнул рукой.

— Юра!

Мне показалось, что Алешка что-то хотел сказать, и я побежал за машиной. Но, к удивлению, Алешка не остановился. Меня обдало горячим выхлопом солярки. Черное облако растаяло, и я увидел, что железный кузов до самого верха нагружен мелом.

На повороте короткий МАЗ сильно тряхнуло, и на дорогу слетела глыба мела.

Даже после этого Алешка не остановил самосвал. Дорога вилась по склону, и, пока МАЗ не скрылся в голубоватой дымке, я наблюдал за ним.

Глыба лежала посередине дороги и мешала проезду. Надо было откатить ее в сторону. Но сдвинуть ее мне оказалось не под силу. Я отыскал круглый булыжник и принялся изо всех сил колотить.

Мел был грязновато-серого цвета и совсем не дробился. Я посбивал пальцы, но продолжал упорно бить.

«Что хотел сказать Алешка? — удивленно подумал я. — Почему не остановился?»

В тот день мне трудно было ходить по улицам, всюду раздавалось мое имя: в автобусе, в магазине и в кино.

— Юра́! Юра́!

Я оглянулся. Несколько рабочих сошли с автобуса и о чем-то оживленно разговаривали. Никто из них не посмотрел в мою сторону.

— Привет, Юра́! — закричал с порога Баскет и замахал длинными руками. — Везет же людям! Дошли до юры́!

И прежде чем я успел остановить Баскета, он выбежал в коридор. Помчался по этажам, забегая во все классы. На перемене мне не было прохода. Мальчишкам доставляло огромное удовольствие хором выкрикивать:

— Юра́! Юра́! Знаменитая юра́!

Не успели одни крикуны затихнуть, как в другом конце подхватывали звонкие голоса:

— Юра́! Юра́! Знаменитая юра́!

Так вот что хотел мне сообщить Алешка: дошли до юры́!

Ради этого я готов был все вытерпеть. Я легко представлял разрез карьера по образцам, которые хранились у меня в спичечных коробках. Чернозем; застывшей морской волной вздыбился серый суглинок; высокая стена каньяка; уходит в глубину желтый песок сеномана; под ним ослепительно сверкает туронский мел; золотом отливает красный песок; темно-серый слой мела — юра́. Под ней железная руда!

Я помню. Когда тучи закрывали солнце, картина в разрезе сразу менялась. Мел из ослепительно белого становился серым, пески — фиолетово-синими.

Алешка нарочно тряхнул машиной, чтобы сбросить кусок юры.

— Юра, о чем ты шепчешь? — спросила, вырастая около меня, Настя. — Я давно смотрю на тебя.

— Юра́ пошла! Под ней железная руда! Поняла?

Мне захотелось представить тот недалекий день, когда из карьера пойдет руда. Наша первая руда! Какому экскаваторщику выпадет счастье грузить ее на машину? Кто повезет на МАЗе? Алешка Звездин, Костя Иващенко или Петька Кувыкин?

Настя осторожно дотронулась до моей руки.

— Ты точно знаешь?

— Помнишь, геолог на сборе объяснял… — Я быстро провел ботинком по полу. Резиновая подметка оставила жирную черту. Несколько энергичных движений ногой — и семь поперечных черт пересекли вертикальный разрез.

Я объяснил Насте, как располагаются породы, какая толщина пластов.

— Может быть, твой отец первый достанет руду.

Лицо Насти оживилось. Большие серые глаза заблестели. Но вот девочка опустила голову.

— Не веришь?

— Ты ничего не знаешь, — на глазах Насти навернулись слезы. — Отец решил уехать. Говорит, заработки стали плохие.

— Куда?

— На Урал.

— А ты оставайся.

— Не могу я бросить маму.

— Дезертир он у тебя. Экскаваторщиков не хватает! Скоро руда пойдет! Кто будет грузить?

Настя сцепила пальцы рук и не разжимала.

— Отец не дезертир! — Настя прижала ладони к глазам и бросилась бежать.

Мне было не по себе. Я не думал оскорблять Сергея Даниловича. Но другого слова он не заслужил, если собрался убежать с карьера.

Скоро я заметил, что Настя стала избегать меня. Она приходила в школу с опухшими, заплаканными глазами.