Николай Осинин - Через все преграды

— Я думал — врач, — несколько разочарованно произнес мальчик.

— Она и в медицине разбирается.

Бегло осмотрев больную девочку, метавшуюся в бреду, Надежда Яковлевна сказала:

— По всей вероятности, у нее воспаление легких. Завтра выясним точно. Во всяком случае, ребенка я сейчас заберу с собой.

Она сняла с головы шаль, чтобы завернуть в нее девочку. При слабом свете луны Сергей разглядел ее бледное, без морщин лицо с резко очерченным прямым носом и мягким подбородком.

— Куда вы Наташу возьмете? У вас же фашисты в селе? — возразил Сергей, у которого перед глазами все еще стояли скрюченные трупы детей, прибитых к столбу штыками.

— Постараемся, чтобы немцы об этом не узнали.

Инна помогла Надежде Яковлевне укутать шалью больную девочку.

Федор Иванович, передав ребятам принесенную из деревни краюшку хлеба, отправился провожать женщину.

Когда он снова возвратился, ребята уже грелись у небольшого костерка, в яме.

— Ну, друзья, кажется, дальше нам нет смысла идти, — сказал капитан, усевшись рядом со своими спутниками, и на лице его при этом не было ни тени сожаления.

Ребята вопросительно смотрели на своего руководителя, не понимая, чем вызвано его оживление.

— Устали вы, обувь развалилась, — продолжал капитан, как будто убеждая их согласиться с ним. — Скоро холода, к зиме надо готовиться.

Слова его привели друзей в недоумение: раньше он таких разговоров не заводил.

— До фронта же недалеко! — сказал Сергей. — Дней пять ходу — и мы у своих.

Беляев устало ответил:

— Сейчас мне рассказали, что линия фронта стабилизировалась. Нам ее не перейти.

Илью интересовало другое.

— А вы с нами останетесь? — схватил он Федора Ивановича за руку.

— Да, я тоже остаюсь здесь.

Девочки, которым особенно жаль было покидать среди чужих людей больную Наташу, втайне обрадовались.

— А где жить будем? — спросила Инна.

— Пока — в лесу. Тут где-то землянка есть, завтра постараемся отыскать.

— Значит, мы к зиме до своих не доберемся, — уныло протянул Сергей, который только и жил надеждой, что скоро удастся добраться до своих и он разыщет отца.

Федор Иванович усмехнулся:

— Не вешай нос. Может быть, зимой наши сюда доберутся.

— Правда? — разом ожили дети. — Что, учительница сказала?

— Есть такие сведения, — уклончиво ответил капитан. — Поживем — увидим.

Утром отправились искать землянку, про которую Беляеву рассказала Надежда Яковлевна. Долго двигались вдоль лесного ручья, пока не увидели огромную голую сосну с корявыми сучьями. От нее свернули вправо и вышли к широкому заболоченному оврагу. В том месте, где овраг делал крутой поворот, образовался невысокий обрывистый мыс. Здесь, окруженная густым ельником, и находилась землянка.

— Ну и забрались мы! — воскликнул Илья. — Как будто всю жизнь собираемся ст фашистов прятаться.

Никто ему не возразил. Однако Сергей подумал, что без дела под боком у гитлеровцев они сидеть не будут. Не такой Федор Иванович человек, да и весел он что-то после встречи с учительницей!.. Кажется, даже меньше хромает.

Пять дней провозились ребята с оборудованием землянки. Все это время Беляев никого не отпускал в деревню, но сам бывал там каждую ночь. Вести, принесенные им в первый раз, были неутешительные. Фашисты продолжали свирепствовать в Березовке. У Наташи, как и предполагала Надежда Яковлевна, оказалось воспаление легких, состояние ее было тяжелым.

Кроме продуктов, капитан притащил из деревни обувь и массу мелких хозяйственных принадлежностей: нитки, иголки, посуду, мыло.

С первого же дня оседлой жизни он ввел строгий армейский распорядок. Подъем на рассвете. Физзарядка, умывание. Потом девочки начинали готовить завтрак, а ребята во главе с ним приступали к работе по оборудованию жилья. После завтрака получасовой отдых, потом опять работа до обеда. После обеда — мертвый час. Вторая часть дня была относительно свободна, однако спать никому до ужина не разрешалось, за исключением дневального, который заступал на дежурство в ночь. И как-то само собой выходило, что «свободное время» тоже заполнялось работой.

Кто бы из них мог подумать, что для оборудования простой землянки требуется приложить столько труда и сил? Устроили нары, сложили небольшую глиняную печку, сбили дверь, в отверстие, проделанное в покатой крыше, вставили небольшую рамку со стеклом, которую капитан принес из деревни. Потом смастерили стол, скамейки. Работы, казалось, не убывало: Федор Иванович находил все новую и новую.

— Когда же мы закончим? — воскликнул как-то Илья, которому очень хотелось иногда поваляться на нарах.

— Никогда, — спокойно сказал Федор Иванович, — всю жизнь будем строить. Сейчас — землянку. Прогоним немцев — города и деревни начнем восстанавливать, видели, сколько разрушено? А у вас, молодежи, впереди еще ответственней задача: коммунизм достраивать.

Однажды, когда капитан отправился вечером в деревню, ребята уселись в тесный кружок на нарах и размечтались вслух о том, что они будут делать, когда кончится война.

Шел дождь. Ветер глухо и уныло шумел в лесу. В землянке было тепло, пахло хвоей, опенками, влажной землей. Пламя печи бросало красноватые пляшущие отблески на темные бревенчатые стены, на еловые жерди покатой крыши, с которой свисали сухие былинки травы.

— Я обязательно киноактрисой стану, — сказала Вера, блестя из-под длинных белесых ресниц своими круглыми зеленоватыми глазами. — Это так интересно, так интересно! Весь Советский Союз будет знать.

— Подумаешь! Что, у нас только киноартистов знают? — возразил Илья. — Мой дядя литейщиком в Магнитогорске работает, а про него уже два раза в «Правде» писали. В Кремле был!

— А я разве что говорю? Кто хочет — пусть на литейщика учится, а я хочу быть киноартисткой или писательницей.

— Писательницей?.. Ну, уж это ты хватила!

— А что? Буду учиться, учиться — выучусь!

— На писателя не учатся, — заметил Сергей. — Читала «Детство»? Ну вот, Горький и в школе ни разу не был, а писатель самый лучший.

— И неправда! — Инна откинула со лба кудрявую темную прядку волос. — Горький потом всю жизнь учился, книг сколько прочитал.

— По-моему, — сказала Вера, — если учиться изо всех сил, не ленясь, кем хочешь можно стать!

— Верно. Знаете, я буду садоводом. — Инна чуть смущенно улыбнулась, глядя на красноватое искрящееся пламя печи. — Как Мичурин. Такие сорта яблок выведу, чтоб, как сахар, во рту таяли!

— А потом яблонями засадить бы все кругом! — мечтательно поддержала ее подруга. — Чтобы сплошной сад был. Ни конца ни краю! Весной поднялся на гору, глянул, а внизу белое море — яблони цветут! Однажды мне мама рассказала сказку про волшебный лебединый замок, а ночью я сон видела, будто пришла с нашим пионерским отрядом в тот замок на экскурсию, залезла на крышу — а внизу сад. Большой-пребольшой.