Андрей Жвалевский - Я хочу в школу

Все обернулись. Молчун шел быстро, утирая с лица грязь.

– Подрался? – отрывисто спросил Женя.

– Упал, – лаконично ответил Молчун.

На лице у него было написано большими буквами: «Не лезьте, сам разберусь!»

Тут Жене пришла эсэмэска, и он впал в блаженный ступор, Анечке стало совсем плохо, к тому же она замерзла…

Птицы разлетелись по домам, так ни о чем и не поговорив.

Аня делала успехи. За неделю она научилась правильно оформлять все задачи и пару раз удостоилась похвалы Анастасии Львовны.

Но похвалы были странные. Казенные. И как будто сквозь зубы. Как Анастасии Львовне удавалось одновременно цедить слова сквозь зубы и широко улыбаться, Аня не понимала.

Аня очень уставала. Просто ужасно уставала. Уже через два урока неподвижного сидения начинало стучать в висках. В кабинете было душно, а окна открывать разрешали только на переменках. Аня вспомнила, как ждала физкультуры, чтобы немного побегать и размяться, и, увидев, что класс строится, расплакалась.

Она не хотела плакать. Оно само. Слезы брызнули в тот момент, когда Анечка поняла – побегать не дадут. Ей так хотелось рвануть навстречу ветру… А вместо этого пришлось идти в душный зал и смотреть, как все одноклассники по очереди пытаются пролезть пару метров по канату.

Причину слез объяснила тем, что прищемила себе палец. Ее даже пожалели.

В этот же день Анастасия Львовна опять оставила ее после уроков.

– Ты отвратительно написала тест по «Человеку и миру», – приторно вздохнула учительница, – неправильно ответила на все вопросы.

– Как? – Анечка даже подпрыгнула. – Там же все было просто.

Учительница молча положила перед Аней листок, полностью исчерканный красной ручкой.

Аня непонимающе уставилась в свои ответы.

– Скажи мне, девочка, ты когда последний раз открывала учебник? – ласково спросила учительница.

– Вчера! – честно сказала Аня. – Только я его читать не стала.

– Почему? – поинтересовалась Анастасия Львовна.

– Да он для маленьких! – сказала Аня. – Я чуть не заснула. Жалко стало время на него тратить.

Учительница смотрела на Аню, не мигая. А Аня опять уткнулась в свой листик.

– Анастасия Львовна, я не понимаю, что здесь неправильно! Вопрос: «Занятия первобытный людей». Я написала, что это охота, рыбалка, домашнее хозяйство и рисование.

– Рисование это не занятие! – отрезала учительница. – И в учебнике нет никакого домашнего хозяйства.

Там четко все расписано. Занятия первобытных людей – охота, рыболовство, собирательство и хранение огня!

Перечисляя занятия, Анастасия Львовна уверенно загибала пальцы.

– Но рисунки же есть! – удивилась Аня. – Значит, рисование тоже было!

– Не все первобытные люди рисовали!

– Тогда вопрос сформулирован неправильно! – сообщила Аня. – Тогда нужно было написать «основные занятия первобытных людей».

Улыбка у учительницы слетела с лица. Но Аня, совершенно не понимая, что происходит сейчас внутри у педагога, продолжила:

– И вот тут, «орудия труда железного века», я написала, что это нож и топор. А вы мне вписали еще и меч и щит. Но меч и щит – это не орудия труда, это оружие!

Анастасия Львовна впервые в своей педагогической практике треснула кулаком по столу. Аня подпрыгнула.

– Что случилось? – испуганно спросила она.

Учительница с трудом взяла себя в руки.

– Я не знаю, как вас там учили, в этой хваленой тридцать четвертой школе, но я вижу, что твои познания крайне малы и…

– Да что вы! – махнула рукой Аня. – Я очень много знаю про древних людей! Хотите, расскажу?

– Я хочу, чтоб ты мне отвечала. На вопросы. Мои. Четко поставленные.

Аня встретилась взглядом с учительницей и поняла, что та в бешенстве. Анечка никогда не встречалась так близко с человеком, от которого исходит неприкрытая ненависть. Она испугалась.

– Ан-нн-настасия Львовна, вы не-не волнуйтесь, – начала говорить Аня.

– Если вашу школу закроют, – прошипела Анастасия Львовна, – то это будет самое правильное решение.

– Нет, нет, что вы! – воскликнула Аня. – Ее не закроют! Не могут закрыть!

Вдруг учительница взяла себя в руки и почти нежно спросила:

– Ты так любишь свою школу?

– Да, очень! – честно ответила Аня.

– И ты хочешь туда вернуться?

– Больше всего на свете! – выпалила девочка, вжимаясь в спинку стула.

Анастасия Львовна улыбнулась и стала похожа на сытого удава.

– Но ты же понимаешь, что должна стараться. Если у тебя здесь будут плохие оценки, то обратно могут и не взять.

– Не может…

– Еще как может, – перебила учительница. – Скажут, что даже с обычной программой не справляешься, куда уж тебе в тридцать четвертую.

Номер школы Анастасия Львовна выделила издевательской интонацией.

У Ани голова пошла кругом. С одной стороны – бред. А с другой… А вдруг правда? Аня вспотела от тревоги.

– Что я должна сделать? – спросила она.

– Учиться, дорогая. Не задавать глупых вопросов. Читать учебник.

Анастасия Львовна встала и потрепала Аню по плечу.

– Завтра перепишешь тест. И не переживай, мы с тобой поладим.

Девочка выходила из кабинета на подгибающихся от страха ногах. Кинулась звонить Впалычу. Недоступен…

Впервые Птицы поругались в конце ноября, когда на дворе стояла самая мерзкая пора – уже даже и не осень, но и не зима. Слякоть, стылость, сырой ветер и низкие облака. Все выглядели подавленными, а Молчун молчал угрюмее обычного. Анечка осунулась и даже заболела, чего с ней не случалось очень давно. Кошка рычала на Димку, благо тот постоянно был под рукой, а Димке отказывало его безграничное терпение, и он начал огрызаться.

На этом фоне светившийся от неземного счастья Женька смотрелся неуместно. О чем Кошка однажды ему и заявила, когда собрались в продуваемой всеми ветрами беседке:

– Съешь лимон, лидер! Смотреть на тебя противно!

Женька дернулся, но еще пытался перевести разговор в шутку.

– Это я заради оптимизма и во славу проекта!

Никто его веселья не поддержал, только Кошка еще больше завелась:

– Заради Викуленьки своей, а не для проекта! Ты о ней только и думаешь!

Женька не случайно стал лидером, когда-то Впалыч рассмотрел в нем умение душить конфликты в зародыше – и Женя задушил бы, если бы Димка вдруг не пропел противным голосом:

– Нас на ба-а-а-а-бу променя-а-а-ал!

Это прозвучало очень обидно в устах человека, который вечно всех мирил.

И Женька не пожелал эту обиду терпеть.

– За собой лучше смотрите! Я уже неделю отчеты жду! Где отчеты? Тормоза!