Альберт Иванов - Деревянный хлеб

Второй Санькин друг, Юрка Куницынский, жил во дворе Алексеевского монастыря. «В склепе феодала», — как любил говорить книголюб Юрка. В самой настоящей «усыпальнице действительного тайного советника князя Н.Б. Григорьева». Там еще внятные следы от бронзовых букв остались. Семейство у этого князя было большое. Юркин отец, инвалид, когда пришел c фронта, два дня надгробные памятники выкорчевывал. Оставил только мраморного ангела в углу, с бронзовой надписью на плите постамента: «Спи спокойно». Раньше Юрка с мамой ютились в землянке, а отец забрал их и переселился в княжеский склеп, соорудил печку, сколотил топчаны, а стены и пол наглухо закрыл дощатыми щитами, кругом же сплошной мрамор. «Холодина, как в могиле! — ругался отец-столяр. — Зато на нас не капает».

В этом году, как и Сенька, Юрка перешел в четвертый класс. Он был круглым отличником. «Главное — знанья, — говорил он. — Я вот уже «Трех мушкетеров» прочитал, а их, слышал, в институте учат!..»

Юрка был помешан на книгах, даже в кино почти не ходил, деньги на них собирал. У него на полке уже четырнадцать книг: «Избранное» Г.Уэллса (очень интересная), «Зверобой» Ф.Купера (очень интересная), «Черная Индия» Жюля Верна (очень интересная), «Человек-амфибия» А.Беляева (очень интересная), «Гамлет» В.Шекспира (неинтересная), «Дети подземелья» В.Короленко («Это про меня», — говорил Юрка), «Робинзон Крузо» Д.Дефо (самая интересная) и еще какие-то совсем неинтересные… А «Трех мушкетеров» дал им почитать на одни сутки четырнадцатилетний «кровопивец» Колька Пожарин, тоже с первого этажа казармы. Дал на сутки за три рубля. Деньги Юрка, Санька и Витька собрали вместе и читали по очереди. Весь день. Санька и Витька не дошли до конца, а Юрка успел: ему книга еще и на ночь по жребию вышла. У Санькиной мамы в библиотеке были сотни книг, но этой… Там вообще одни скучные взрослые книги. А уж Александр Дюма и не снился. Редкость!

У Саньки дома тоже было много книг: двадцать шесть и брошюры. Но это мамины книги, научные, а хороших только три: «Таинственный остров» Жюля Верна в трех томах (очень, очень интересная).

На книжках Санька с Юркой и подружился, а потом подружил и Витьку с Юркой. Услышав фамилию Куницынский, Коршун с уважением сказал:

— Польская. Может, ты поляк?

— Нет, я русский, — обиделся Юрка и на всякий случай добавил: — Чистокровный.

— Чистокровными только лошади бывают и псы, — заметил Витька. — Верно, родом из поляков, но только об этом не знаешь.

— И отец не знает? — вспылил Юрка.

— И отец, — настаивал Витька. — Из глубины веков пришло… А ты не злись, поляки тоже с фрицами здорово воевали. С саблей против танков!

Подружились с Юркой на книжках и из-за них же чуть не поссорились. Нехорошо вышло.

Стоял тогда Санька на обжигающем куске льда среди других таких же мучеников. Он стискивал зубы, кривясь, и старался не поднимать пальцы ног, потому что болельщики ложились на землю и пристально следили: нет ли зазора между подошвами и льдом, вдруг кто-то жилит, держась только на пятках.

Возле базара в длинном приземистом доме размещалась артель инвалидов, которая делала, кажется, ячменную брагу. С огороженного двора всегда тянуло резким запахом брожения. Сквозь щели в заборе был виден цементный бассейн, заполненный жомом — густой коричневой кашей отходов. Она дышала и пузырилась. Пригородные совхозы присылали сюда телеги с огромными железными корытами за жомом для свиней. А еще сюда постоянно приходила летом полуторка городского холодильника с увесистыми ледяными глыбами: отжатый из распаренного ячменя сок необходимо охлаждать. После разгрузки машин у ворот оставались небольшие, истекающие прохладой куски льда. Пацаны становились на них босиком: кто дольше всех простоит, тот победитель — самый стойкий, самый выносливый. Так, казалось бы, из ничего и возникали послевоенные игры мальчишек.

Стоял вот так, терпел Санька как на раскаленной сковородке.

Один соперник не выдержал, сошел. Затем — другой.

Над ними смеются. Они что-то доказывают. Кто-то, оправдываясь, показывает всем царапинку на подошве.

Сверху припекает солнце, снизу — лед. Нет, не выдержать, никак больше не выдержать. Не победить Саньке еще трех очумело застывших напротив мальчишек. Летом все пацаны ходили босиком, а эти, наверно, и зимой босые шлялись! Если б сейчас был конец каникул, а не начало, он бы им доказал — к осени подошвы становятся задубелыми, твердыми, как дерево. Жаль, правда, что не у него одного. Сколько ж можно терпеть! Досчитаю до пяти — и все! Один, два, три…

Тут, к счастью, и появились из-за угла Юрка и Витька, машут ему: скорей сюда!

Санька как бы нехотя сошел со льда, не ощутив земли, а лишь чувствуя, как, покалывая, слабеет пожар в ногах. Он заковылял к друзьям, оглядываясь на болельщиков и разводя руками — ничего, мол, не поделаешь, срочные дела.

Дела и впрямь оказались срочными. Он даже про ноги забыл. Друзья сообщили, что какой-то пацан с ходу продаст «Избранное» Уэллса: «Война миров», «Человек-невидимка» и фантастические рассказы.

— Как у тебя? — обрадовался Санька, взглянув на Юрку. У того ведь была такая же книга, и он ему страшно завидовал.

— Ага. Только подержанная.

— За сколько?

— За ту же цену, — как-то озабоченно ответил Юрка.

Санька сразу помчался к матери на работу и выклянчил деньги. Не то чтобы она не одобряла его собирательство книг, а по-своему разумно считала: зачем тратиться, когда в его распоряжении целая библиотека, где она работает. Но ведь хорошая книжка — не чужая, а своя! — вызывает особое чувство: ее можно в любой момент перечитывать, листать, любоваться — и просто знать, что она постоянно стоит на полочке этажерки. Даже ночью всегда при тебе. Да и в библиотеке книги нудные.

Мать отругала его за то, что он пришел босым. Еще подумают: ему надеть нечего, а дома новые сандалии давно стоят. Но ведь было уже тепло и все мальчишки так ходили. Не в кино же он заявился: туда без сандалий нельзя — ноги отдавить могут.

Ребята поджидали его на улице у входа в библиотеку.

— Достал? — деловито спросил Коршун.

— Вот! — показал деньги Санька, уже предвкушая, как возьмет желанную книгу в руки. — Пошли.

Но Витька напустил загадочного тумана: мол, мальчишка тот незнакомому продавать не станет, и вообще он живет у черта на куличках, книга не его, еще надо вынести ее тайком от родителей… Короче, Санька получит Уэллса только вечером, а если по какой-либо важной причине покупка не удастся, он, Виктор Коршунов, вернет ему деньги.

— Ты что, не веришь? — насупился Витька, насмешливо глядя на него.

Санька хотел было отказаться, сказать, что на таких условиях мать запретила бы ему это делать, но, исподлобья взглянув на выжидающие лица друзей, нехотя отдал деньги.