Анатолий Максимов - Чудаки с Улики. Зимние птицы

Вокруг было непроглядно серо. Нина сидела в лодке нахохленным воробышком, из-под капюшона поблескивали глаза — рада поездке; около нее притулился Алкан. Нина прикрыла его полой дождевика. Когда собиралась на носу Алкана тяжелая капля, он чихал и встряхивал головой. Валдай затолкал в кубрик моторки спальные мешки, котомки, а что не втиснулось, накрыл плотным брезентом и сел поближе к Гоше, канителившемуся с мотором-трещоткой.

Лодка помчалась — захлестались на песок волны, закачалась затопленная осока. Вода и кусты казались Нине нарисованными на матовой бумаге в косую линейку.

К бобрам приехали поздно: в дождь, известно, рано темнеет. Валдай подгребся веслами к плотине и долго вслушивался, устремив взгляд на хатку. Гости ничего не заметили и не услышали, но Валдай сказал, что Марфа и Боб не выводят из хаты маленьких. Значит, маленькие слепые, лежат беспомощными котятами и навряд ли предчувствуют лихие перемены, которые ждут их не сегодня-завтра.

Гоша нарубил ворох дров, плеснул из канистры бензина, крикнул: «Берегись!» — и бросил на дрова горящую спичку. Хлопком вспыхнул огонь, пламя быстро унялось и, когда несмело загорелись дрова, все обступили костер. Художник рассказал, что в Канаде индейцы называют бобров своими младшими братьями, уважают за ум и смекалку. Так неужели на новом месте бобры не догадаются, как спасать-детенышей в половодье?..

Валдай сказал художнику:

— На родине бобров плотины не срывает водой. Смогут ли новоселы догадаться изменить свое жилье, делать, например, норы или балаганы?

Валдай не особенно оберегался от дождя, и, когда снял плащ, рубаха его оказалась мокрой. Одевать запасную он не стал, заметив, что летний дождь полезен не только для трав и деревьев, но и для человека. Недаром в деревнях ребятишек выталкивают нагишом на летний дождь, чтобы побыстрее росли. Валдаю, правда, расти уже некуда, и так издалека его путают с сухой коряжиной, однако погреть кости под парным дождиком можно.

— Что делать с бобрятами, ума не приложу, — беспокоился егерь. Он повернулся узкой сутулой спиной к костру, от рубахи заклубился пар. — Из хатки слепышей не достать: где уж разобрать такую гору хвороста, да еще ненароком придавишь детенышей.

И гости ничего путного не могли посоветовать егерю.

Сварили немудреный ужин, поели в палатке. Пшикал, потрескивал костер. Валдай смотрел на струистый дождь и продолжал о своем:

— Маленьких надо спасать. Оно бы хорошо, приживись на Лавече бобры… С бобрами-то веселее, так, Алкан?

Пес лежал у входа в палатку. Он вильнул хвостом и облизнулся. Валдай вышел к берегу, Алкан за ним и первым делом понюхал воткнутую палку с зарубками. Зарубки уже затопило. В небе никакой отдушины, темно-серые тучи перли от сопок, волокло их по релкам.

— Наяву вижу, Алкан, что творится теперь в лысых сопках-то! — горевал Валдай. — На вершинах ливнем размывает льды, ключи прут в Лавечу, и вода, того и гляди, прихлынет сюда к нам.

Валдай стоял на берегу хмурый.

Всю ночь напролет хлестал дождь — хоть бы осколок звезды блеснул в небе, — и костер залило, в мокрой золе ни одного уголька не осталось. На узкой полосе плотины чернела бобровая хатка, возле нее плавали кругами бобры.

— Хватит ждать, когда бобров осенит, как спасать детенышей! — возле Валдая очутилась Нина. — Мужики! Вылазьте из палатки! — закричала она. — Потом выспитесь.

Гоша и художник быстро пришли на берег, кутаясь в дождевики, беспокойно спрашивали: «А что? Где бобры?..»

Да чего ждать! Надо нырять под плотину, искать заход в избушку, — решительно сказал Гоша и потрогал рукой воду. — Теплая, как в ванне. Чур, я первый ныряю!..

Нет уж, придется мне, — не без тревоги сказал художник. — Я среди вас самый здоровый.

Валдай послушал спор гостей, благодарный за их отзывчивость, и сказал:

Гошу я не пущу в воду. Пускай бобры пропадут, но не пущу нырять Гошу. А ты, Володя, верно, крепкий и сильный, однако и тебе не нырять. Ты дна не достанешь ногами, тебя и затащит под плотину. Течение стало быстрое. Выходит, один я должен искать лаз в бобровую хатку. Если и загрызут меня бобры или в корягах застряну, так не обидно: я прожил свое, детей вырастил… — В голосе Валдая слышалась улыбка.

Гости непримиримо зашумели: стыдно будет им, мужчинам, если старик станет нырять в речку.

В потемках Лавеча казалась Нине широкой и глубокой. Электрический фонарик тускло освещал ближние мокрые кусты, они виднелись неуклюжими, словно завернулись во что-то грубое и блестящее; в узкой полосе света появлялись хлопья пены, бились об лодку, дождь на свету — белые наискось натянутые нити. Плотина выгнулась дугой, грозясь разорваться под напором воды. Марфа и Боб плавали поблизости, угрожающе фыркая и вереща, нахлестывали хвостами, злились на подплывающую к плотине лодку.

Валдай стал снимать рубаху.

— Я ныряю! — настаивал Гоша. — Ты, Валдай, попробуй воду: не вода, а парное молоко!..

— Разрешите мне, — просился и художник.

Валдай суховато ответил обоим: он знает, что делать, теперь ему не надо мешать.

Гоша ткнул шестом куда-то вниз, в черноту и сказал дрогнувшим голосом:

— Так и быть, полезай, егерь. Если у тебя ничего не получится, тогда уж я…

— Не лазай в реку, дедушка! — испугалась Нина. — Вон какие толстые осины валят бобры своими зубами, а тебя и подавно перегрызут!

Валдай снял рубаху, чтобы не зацепиться под водой за сук, шутливо отвечал:

— Да не станут они грызть меня — старого да костлявого! Осина и та вкуснее.

Валдай начал медленно спускаться с кормы лодки в воду. Глаза у него округлились, невидяще уставились куда-то в ночь.

— А вода, и верно ты говоришь, Георгий, не особо-то и холодна. Глубже — так еще теплее будет…

— Бородой, смотри, не запутайся в карчах, дедушка, — больше всех переживала за Валдая Нина.

Что же делать егерю с бородой, ее ведь, как рубаху или галстук, не снимешь; может, и с бородой все обойдется. Егерь велел художнику постукивать шестом по хатке, чтобы не залезли в нее Боб и Марфа, а сам продолжал спускаться с лодки вниз, в черноту, стараясь поскорее достать ногами дно.

Бобры не на шутку всполошились, видя, как егерь уходит под плотину, а Владимир лупит шестом по хатке. Звери зло метались возле лодки. Если Марфа или Боб исчезали в глубине, Нина, не дыша, смотрела на Валдая, ждала: вот-вот его лицо исказится от укуса бобра. Наконец Валдай встал на дно и облегченно вздохнул — Нине показалось, что он даже улыбнулся, — воды ему до плеч.

— Постукивай, Володя, — напомнил егерь художнику. — Бобры, говоришь, братья индейцев? Но все же они звери. Поди узнай, что у них на уме…