Энн Брешерс - Второе лето союза «Волшебные штаны»

Небо потемнело, а церковный двор уже опустел, когда он наконец приблизился к ним вместе с блондинкой.

Костас неловко обнял Валию и ничего не сказал. Светловолосая девушка скромно чмокнула бабушку в щеку. Лена пристально смотрела на незнакомку, и та ответила недобрым взглядом. Лена ждала, что их представят друг другу, но бабушке было не до этого. Лене стало не по себе.

Священник, который не уходил до конца церемонии, почувствовал неловкость положения. Он неплохо знал английский и сумел объясниться.

— Костас, познакомься с сыном и невесткой Валии. Они из Америки. — Он указал на Лениных родителей, которые стояли неподалеку. — И с внучкой Валии. — Он указал на Лену. — Лена, ты знаешь Костаса и его невесту?

Невесту.

Слово летало и летало вокруг Лены, как оса, жужжало, прицеливалось, а потом укусило.

Она посмотрела на Костаса и он наконец посмотрел на нее. Посмотрел совсем по-другому. У Лены зарябило в глазах.

Она села на землю, уткнулась лбом в колени. Она чувствовала, как мама испуганно теребит ее, увидела, что Костас подходит к ней. И тут, повинуясь инстинкту самосохранения, Лена быстро встала и бегом кинулась прочь.

Ее отчаяние не умещалось в спальне. Ее отчаяние не уместилось бы и во всем доме. Лена тихо вышла из дома, чтобы отпустить свое отчаяние в темнеющее небо.

Она брела босиком по пыльной дороге и машинально свернула к оливковой роще. Это тайное место принадлежало им с Костасом, но Лена знала, что он его забыл, как забыл все, что связывало его с Леной, включая и ее саму. Острые камешки впивались в подошвы ее нежных, не привыкших к ходьбе босиком ступней, но Лене было все равно.

Добравшись до рощицы, Лена обняла по очереди все оливы, словно это были вновь обретенные дети. Она села у пруда, обмелевшего по сравнению с прошлым летом, и подумала, что весь остров как-то пожелтел и стал суше.

Здесь все началось. Лене казалось, что нужно омыть в пруду свои уставшие и израненные ноги и попрощаться с прошлым.

Лена думала, что совершит это таинство в одиночестве, но внезапно услышала шаги. Сердце у нее екнуло, но не из страха перед бандитом или насильником. Лена знала, кто это.

Костас сел рядом, закатал брюки и тоже опустил ноги в воду.

— Ты женишься, — обвинила она прямо.

Ему было больно, стыдно, грустно, но что из этого?

— Она беременна, — ответил он.

Лена хотела быть бесстрастной и спокойной, но не смогла. Она в изумлении смотрела на него.

— Ее зовут Марианна, и я встречался с ней всего три раза после того, как ты меня бросила. На второй раз… Ну, в общем, ты все понимаешь.

Лена сглотнула.

— Я тупой ублюдок.

Лена никогда не слышала от него подобных слов, но готова была согласиться.

— Она беременна, так что отвечать придется мне.

— А ты уверен… — Лене трудно было говорить, — что это от тебя?

Он посмотрел на нее с удивлением:

— Мы не в Америке. Здесь другие обычаи. Именно так должен поступить джентльмен, если он встречался с девушкой.

Лена с горечью вспомнила, как Костас произносил это слово совсем при других обстоятельствах. Итак, его стремление быть джентльменом не принесло Лене счастья. Глядя на воду, Лена вспоминала события прошлых недель.

— Ты поедешь с ней в Лондон?

Он покачал головой:

— Не сейчас. Мы пока останемся здесь.

— Ты ее любишь? — спросила Лена.

Костас посмотрел на нее, а потом закрыл глаза.

— Я ни к кому никогда не испытывал того, что к тебе. — Он открыл глаза, чтобы видеть ее.

Лена знала, что вот-вот заплачет, и хотела уйти до того, как это случится. Она поднялась, но он взял ее за руки и потянул обратно, крепко обнял, прижался губами к ее волосам.

— Лена, если я разбил твое сердце, то свое я разбил в тысячу раз сильнее.

Лена слышала, что он плачет, но не хотела видеть этого.

— Господи, я готов на что угодно, лишь бы все исправить, но не смогу.

Лена сделала слабую попытку высвободиться.

— Я хочу сказать тебе на прощание. Все, в чем я тебе клялся, правда. Я не лгал. Мои чувства к тебе сильнее, больше, искреннее, чем ты можешь себе представить. Помни об этом.

В его голосе слышалось отчаянье. Он почти грубо прижал ее к себе:

— Ты справишься, я знаю. А у меня всю жизнь не будет тебя.

Лене надо было уйти. Она вырвалась и закрыла лицо руками.

— Я люблю тебя, я никогда не перестану, — клялся Костас точно так же, как пару недель назад возле ее дома.

Тогда это был драгоценный подарок. Теперь это стало наказанием.

Лена повернулась и побежала.

Тибби согласилась на педикюр, хотя это противоречило ее убеждениям. Но, во-первых, мама очень просила, во-вторых, трудно было отказаться от бесплатного массажа ног. Сидя рядом с мамой и погрузив ступни в крохотную джакузи, Тибби осознала, что так долго вдвоем они не были все лето. Может, во всем этом есть смысл? Может, чтобы получить желаемое, надо чем-то поступиться? Мама выбрала бордовый лак, а Тибби — прозрачный, но потом передумала и тоже попросила бордовый.

— Зайка, я хотела тебе кое-что показать, — сказала мама, доставая из сумочки конверт. Там лежало письмо, написанное на красивой плотной бумаге. — Это от Ари. — Тибби сглотнула. Она вспомнила о Лене и Ленином горе. — Я плакала, когда его читала, — сказала Элис, будто извиняясь за слезы, которые дрожали в ее глазах.

Тибби поняла, что плакала мама не от грусти.

— Перед тем как уехать в Грецию, она извинилась за ту ссору. Ари всегда была такой милой! — Элис расчувствовалась, и Тибби вдруг поняла, что тоже расчувствовалась.

— Я помню, как вы с Ари играли в теннис в паре против Марли и Кристины и все время выигрывали, — сказала Тибби.

Элис засмеялась:

— Ну, допустим, не все время.

— Ладно, я, наверное, что-то путаю. — Тибби прекрасно знала, что это не так.

Она вспомнила, как «сентябрьские», еще совсем крошки, играли на детской площадке рядом с теннисным кортом, где мамы бегали за мячом. Там еще была такая стена для лазанья. Мороженщик всегда останавливался у корта, и мамы всегда покупали дочкам по вафельному рожку.

— Интересно, она еще играет? — задумчиво сказала Элис. — Ну так вот. — Она достала из конверта еще кое-что. — Посмотри. — Она дала Тибби немного выцветшую фотографию.

— О-о-о-о! — Тибби почувствовала, как тепло разливается по всему ее телу, от макушки до бордовых ногтей на ногах. — Пожалуйста, пожалуйста, можно я возьму ее себе?

Есть такая смертельно опасная болезнь под названием эндокардия, когда сердце потихоньку сжигает само себя. Ленина прабабушка умерла от этой болезни в молодости, и Лена была уверена, что ее ждет та же участь.

Она лежала в постели все утро, думая о том, что скоро ее сердце сгорит совсем. В полдень мама прошла на цыпочках в Ленину комнату, сняла туфли и забралась в постель к дочери. На маме все еще был шелковый костюм цвета слоновой кости. Лена сразу почувствовала себя трехлетней девочкой, прижалась к маме и обняла ее. Лена вдыхала особенный, родной мамин запах и плакала. Ее трясло, у нее текло из носа, а мама вытирала ей лицо и гладила по волосам. Как ни странно, Лена вроде бы даже уснула на какое-то время. Она устала бороться со своей бедой в одиночестве.