Геннадий Михасенко - В союзе с Аристотелем

Вскочил Юрка спозаранок, спросил тревожно Василису Андреевну, не приходил ли кто из «христосников», быстро оделся и, захватив с собой плакат, помчался к Валерке. Тот был уже на ногах.

— Где же твой «Христос воскрес»? — спросил вдруг Василий Егорович.

Юрка вопросительно глянул на друга, мол, как это понимать: в шутку или всерьез? Валерка улыбнулся.

— Он испытывает. Я все рассказал.

— У тебя, парень, что-то уверенности нет.

— Есть! — весело ответил Юрка. — Еще как есть. — Он хотел было развернуть перед Василием Егоровичем ватман, но в последний миг раздумал.

Когда вышли, Валерка спросил:

— Готово, значит?.. Ну-ка. Аркаша придумал?

— Сам. Ты сейчас упадешь! — Юрка сорвал газету и показал рисунок.

Валерка даже отшатнулся от кукиша, а потом схватился за шапку и расхохотался.

— Пойдет?

— Что ты! Замечательно! Как напечатано. Слушай, Юр, а как мы его пристроим?

— Потом решим. Пошли к Катьке.

За ночь подстыло, но по всему было видно, что зима отступает. Тысячи миниатюрных дзотов, миллионы бастионов вытаяли горячие лучи в снегу — солнце вооружало весну.

Юрка сунул в рот один палец и пронзительно свистнул. В четырех-пяти соседних домах отозвались собаки. Испуганно спрыгнул в сугроб сидевший на заборе кот, осыпал с шуршанием льдинки и, испугавшись еще сильнее, большими прыжками помчался по огороду. Ворона, тяжело и низко летевшая над домами и голодно посматривавшая вниз, каркнула и отпрянула в сторону.

Но всего этого мальчишки не заметили. Они ждали Катю.

Они всегда ждали ее с боязливой напряженностью: а вдруг не выйдет, вдруг Поршенничиха не отпустит? Катя выбежала, на ходу застегивая пальто.

— Христос воскрес! — сказала она мальчишкам, улыбаясь.

— Я те дам Христоса! — пригрозил Юрка, тоже улыбаясь. — Вот мы какую пилюлю ему приготовили.

Мальчишка огляделся по сторонам и развернул плакат. К сожалению, фига не оказала на Катю такого действия, которое произвела на Валерку. Наоборот, она вроде бы нахмурилась, рассматривая рисунок. Юрка даже сам сбоку глянул на него — уж не превратился ли кукиш каким-нибудь чудесным образом во что-то иное. Нет, все было на месте.

Прочитав подпись, Катя подняла глаза на Юрку:

— Это кому?

— Это?

— Ну.

— Как — кому? Всем, кто… это… верит богу.

— Прячь! — быстро прошептал Валерка. — Дядька.

Юрка живо свернул плакатик. И ребята медленно пошли вдоль улицы, так и не решив, что же они будут делать с этой фигой и что они вообще будут делать. Юркин боевой дух был несколько сбит Катиным холодком и тем, что все, еще вчера казавшееся таким определенным и четким, стало вдруг совсем неопределенным и нечетким. Они должны были выйти и врезаться в толпу богопоклонников и начать с ними драку. Но вот они вышли, а на улице ни души. Кого ошарашивать кукишем? С кем драться? Что за самообман за такой случился?

Юрка даже непроизвольно гоготнул от радости, когда впереди показались две девчонки. По небрежно накинутой одежде, по торопливым жестам — по всему их виду Юрка понял, что они шныряют по дворам, не пропуская, очевидно, ни одной калитки.

— Эй, куклы! — крикнул он. — А ну, кончай побираться! Ишь разбегались. Марш отсюда! А то…

Девчонки, не дойдя до калитки соседнего дома, остановились, растерянно замерли на какой-то миг на месте, сбитые с толку, затем, осознав, что им грозят, попятились и свернули в переулок.

— Вот так мы их и будем! — весело сказал Юрка, ободренный первой победой. — Всех подряд!.. Хорошо бы Фомку поймать да накормить его грязным снегом.

— Да, он уже, наверное, промышляет, — проговорил Валерка.

— Ничего. Утро большое, всю улицу пройдем! — К Юрке возвращалась решимость.

Он опять подумал, как все же использовать плакат. Конечно, можно было его прибить к чьему-либо забору, можно было приделать к палке и поднять над головой, как это представлялось вчера, но сейчас это оказалось неприемлемым — просто их посчитали бы за дураков. «Зря старался», — решил мальчишка, ничего не придумав.

Навстречу ребятам, пошатываясь, медленно и в обнимку, двигались две ряженые, известные переваловские пьяницы, которые рядились не только под рождество, а по любому случаю, когда предчувствовали выпивку. На голове одной была сетка, с которой ходят за хлебом; на второй — шляпа, вывернутая наизнанку; на плечах обеих — что-то серое, изодранное, свисающее клочьями; на ногах — четыре разных обувки: сапог, резиновая галоша, туфля и пим. Женщины горланили частушки.

— Вот бы кого нарисовать надо, — проговорил Валерка.

— Нарисуем! Всех болотных образин нарисуем!

Раз десять видел Юрка этих баб. И всегда он с ребятами только потешался над ними, дразнил их, преследовал, и только сейчас мальчишка вдруг почувствовал, как они противны.

Ряженые между тем свернули в чей-то двор и, сталкивая друг друга с тропинки и вспахивая полуголыми ногами снег, направились к дому.

— Как нищие, — заметила Катя и вдруг тревожно, вспомнив что-то, быстро посмотрела на друзей.

Но они не уловили ее настороженности, потому что забыли, что Катя сама походила когда-то на нищенку. Сейчас она была для мальчишек своим человеком, подругой.

Юрка шел в какой-то злой задумчивости, и, когда увидел возле ворот своего дома «христосников», собиравшихся войти, он встрепенулся и коршуном налетел на них, крича, что они дураки, что бога нет и пасхи нет, что яйца красят синькой, от которой можно отравиться, и что в плюшках тоже возможен яд. Катя молча прислонилась к забору, а Валерка вмешался. Вдвоем они, забыв о плакате, начали плести такую околесицу, что повергли всех в раздумье не столько доводами, конечно, сколько напористостью.

Аркадий, стоявший подле окна с раскрытой форточкой и слышавший все, увидел, как один мальчишка, с опаской отойдя от этих неожиданных трибунов, остановился неподалеку, вытащил из карманов яйца, оглядел и вдруг, размахнувшись, шмякнул о дорогу — они оказались, видимо, синими. Аркадий рассмеялся и подозвал отца. Вместе с Петром Ивановичем подошла и Василиса Андреевна.

Юрка стоял в распахнутых воротах и кричал, что всех, кто сегодня будет славить, завтра же вытурят из пионеров.

— Куда ж деться, — сказала Василиса Андреевна. — Коммунисты на Перевалке растут.

В кухню неслышно вошли два паренька. На обоих были большущие шапки, нахлобученные ниже бровей, и мальчишки держали головы запрокинутыми. Их подбородки и щеки были уже вымазаны клюквенной начинкой. Один, что повыше, заглянул на стол, увидел тарелку с яйцами, толкнул дружка, и они разом выпалили:

— Христос воскрес!

— Это что за партизаны? — воскликнул Петр Иванович, подходя к ним и улыбаясь. — Какую стражу обошли, а!.. Так как же это Христос-то воскрес?