Хаим Оливер - Как я стал кинозвездой

Хорошо, что Лорелея не слышала этих рассуждений, иначе она наверняка прогнала бы Фальстафа. Я вспомнил толпу кандидатов на роль Орфея и решил все же обсудить этот сложный вопрос с Черным Компьютером.

Фальстаф, видимо, усек, о чем я думаю, потому что сказал:

— Ладно, Энчо, хватит тратить драгоценное время на пустые разговоры, приступим к серьезной работе. Для начала прочти мне что-нибудь, хочу понять степень твоей гениальности. Есть у вас Шекспир?

Я порылся в книгах, которые мама принесла накануне, и нашел том, на котором было написано: «Вильям Шекспир. Трагедии. Перевод с английского».

— Отлично! — обрадовался Фальстаф. — Выберем что-нибудь этакое… — И, полистав книгу, остановился на странице сто семьдесят шесть. — Вот! «Ромео и Джульетта»! Лучшее, что было когда-либо написано о любви.

При слове «любовь» я подумал о Росице, и сердце у меня забилось громче. А Фальстаф сел возле меня и показал страницу:

— Почитаем вместе вот эту сцену: дом Капулетти, сад, ночь, луна, звезды, благоухают цветы, издали доносятся звуки гитары, Джульетта стоит на балконе, Ромео снизу смотрит на нее, хочет к ней подняться… Я буду Джульеттой, а ты — Ромео. Начали! — И первый прочитал вслух:

Фальстаф — Джульетта (басом)

Я — Ромео (сопрано)

Фальстаф — Джульетта

Я — Ромео

Фальстаф — Джульетта

Я — Ромео

Я замолчал, потому что дальше читать не мог — так меня взволновали эти душераздирающие слова. Я тоже был готов на смерть ради любви, только пока еще не знаю к кому — к Милене или к Росице… Фальстаф хлопнул себя по животу и загудел:

— Слушай, не найдется ли чего-нибудь перекусить? В поезде не успел пообедать. Где у вас кухня?

И, не дожидаясь ответа, сам пошел на кухню, открыл холодильник, вынул оттуда бутылку пива и жареного цыпленка, приготовленного папе на ужин. Вернулся в комнату и принялся есть и пить, а мне велел читать дальше в одиночку. Но я был до того голодный и до того потрясен переживаниями Ромео и Джульетты, что заикался сильней, чем всегда, и Фальстаф нетерпеливо прервал меня:

— Достаточно! Все ясно…

Умяв всего цыпленка и осушив до дна бутылку, он крякнул и уже спокойнее продолжал:

— Гением тебя, конечно, не назовешь, но ты не огорчайся, гении рождаются в сто лет раз… Я научу тебя хотя бы не заикаться и читать с выражением. Положи книгу. Сейчас я тебе покажу несколько упражнений для дикции. Открой рот пошире и медленно произнеси: «Бла-бла-бла…»

Я широко разинул рот и медленно произнес:

— Бла-бла-бла…

— А теперь: «Бле-бле-бле…»

Я заблеял:

— Бле-бле-бле…

За этим последовало «бли-бли-бли, бло-бло-бло» и так далее, пока я не проблеял весь алфавит и у меня не заныла челюсть.

— Ну, на сегодня, пожалуй, хватит, а то на поезд опоздаю, — сказал Фальстаф. — Следующее занятие — в четверг. К тому времени повторишь все упражнения хотя бы по тридцать раз и прочитаешь до конца «Ромео и Джульетту». Буду спрашивать, имей в виду.

И ушел, похлопывая себя по животу, который гудел, как пустая бочка.

На часах было полчетвертого. Я тут же накинулся на Шекспира. Надо было дочитать до прихода мамы, потому что «Ромео и Джульетта» наверняка из тех книг, которые она мне запрещает.

Я прочел трагедию молниеносно, пропуская длинные описания. В ней рассказывается про любовь и ненависть, про дуэли и яды, убийства и самоубийства и еще про многое, чего я толком не понял, в следующий четверг попрошу Фальстафа объяснить. А вообще-то война между родными Ромео и родней Джульетты очень похожа на нашу войну с Женским царством…

Я до того увлекся чтением, что забыл поесть, а когда спохватился, в дверь уже звонили, и я пошел открывать.

На пороге стоял не Маэстро, а Бобби из ВИА «Олимп». Он держал в руках гитару и скалился во весь рот.

— Привет, миляга. Ты и есть Энчо, да? — спросил он. И, не дожидаясь ответа, назвал себя: — Бобби Гитарист. — Втолкнул меня в прихожую, вошел следом и продолжал: — Меня прислал Маэстро, буду несколько дней вместо него. О’кей? Он в отключке. Самое малое пять дней проваляется.

Всезнающий Кики Детектив утверждает, что Бобби Гитарист у нас в городе самый лучший эстрадный музыкант. Год назад он окончил гимназию, отрастил длинные свисающие усы, какие носили наши предки протоболгары, организовал вокально-инструментальный ансамбль «Олимп», и теперь без него не обходится ни одна дискотека. Все девчонки-старшеклассницы сохнут по нему.

— Ну, Энчо, чем сегодня займемся? — спросил он, настраивая гитару.

— Не знаю, — сказал я, — у меня все руки в волдырях.

Он взглянул на мои пальцы и нахмурился:

— Вот это да! Так не поиграешь. Даю тебе три дня выходных.

— Мама сказала, чтобы вы не волновались, мы вам за эти дни заплатим.

Он великодушно рассмеялся:

— Да плевал я на деньги с высокой горы, запомни это, Энчо, раз и навсегда! Но раз уж я пришел, давай покажу тебе кое-какие приемы, как получше играть. О’кей?

И он заиграл. Сначала негромко, потом увлекся, даже, прикрыв глаза, стал себе подпевать. Это было обалденно красиво, и я, незаметно для себя, тоже запел. Так мы пели довольно долго — когда кончили, на часах было пять.

— А ты неплохо поешь, — сказал Бобби. — Даже очень. И слух есть, и чувство ритма… Ну да, конечно, не зря же ты состоишь в «Колокольчиках»… Музыкантом будешь?

Я что-то невнятно проблеял — не мог же я признаться, что меня прочат в киноартисты.

— Маэстро говорит, ты будешь заниматься всего месяц. Это правда? — спросил он.

— Да вроде…

Он сердито дернул свои протоболгарские усы:

— Чистый бред! За месяц гитаре не выучишься, только еще сильнее раздерешь пальцы. Лично я начал играть в девять лет, понимаешь? А теперь мне двадцать, и я все еще учусь… Если нет у тебя терпения, упорства, лучше сразу бросай это дело, пока не поздно. Гитара требует от человека самоотверженности, любви…

Уж эта самоотверженность! Черный Компьютер тоже ее требует для Машины.