Дороти Эдвардс - Шалунья-cестричка

Теперь каждый день Шалунья уходила в какой-нибудь угол и петельку за петелькой вывязывала свой подарок. Она прятала его то под подушку, то за диваном, прямо как белка таит свои запасы от чужих глаз. Сестричка торопилась. Она хотела во что бы то ни стало преподнести подарок мистеру Джоунзу в день его рождения.

— Ну и шарф! — воскликнул мистер Джоунз, когда Сестричка вложила ему в руку свой пушистый подарок. — Самый красивый из всех, что я когда-нибудь носил.

Мистер Джоунз прямо-таки сиял от радости.

Но увидеть радость на лице своего друга, наверное, ещё большее счастье. И Сестричка тоже сияла. Она честно показала все петельки, которые плохо провязала или просто пропустила.

— Ничего, — успокоил её мистер Джоунз. — В этих дырках могут ночевать комарики или мотыльки.

Сестричка удивилась. Надо же! Как это она сама не сообразила. Теперь она была даже довольна, что в длинном шарфе оказалось столько домиков для мошек.

Потом мистер Джоунз добавил, что такой нарядный шарф никак нельзя повязывать каждый день.

— Только по праздникам! — уверенно сказал он, поглаживая шарф, будто кота по спине.

Миссис Джоунз послушно завернула шарф в голубую бумагу и попросила Сестричку положить его в шкаф, на полку мистера Джоунза.

А он носил по-прежнему свой старенький, изъеденный молью шарф, пока миссис Джоунз не связала ему новый на каждый день.

Однажды соседские ребята позвали меня на рыбалку. Они взяли с собой сачки для рыб и пустые банки. А ещё бутерброды и лимонад. Мама сказала:

— Хорошо, иди и ты!

Она принесла мне из сарая сачок и завернула несколько кусков хлеба с сыром. И тут мы все услышали:

— Я тоже хочу! Я тоже хочу! — Это была Сестричка. Мама и ей позволила. Она дала дочке корзинку собирать камешки на берегу и строго-настрого велела не подходить близко к воде! В мою сумку погрузили теперь ещё бутылку лимонада и два яблока.

— Смотри, — мама взглянула мне прямо в глаза, — не подпускай её к воде.

— Ладно, мама, — кивнула я, и мы пошли.

У реки все скинули сандалии, носки, девочки подоткнули платья, чтобы не замочить подолы. На берегу выстроились банки с речной водой. В банки мы хотели выпускать рыбок из сачков. Было весело — мы шлёпали по воде босыми ногами, брызгались, хохотали, и все рыбки, наверно, тут же удрали с испугу. Ни одна даже самая глупая рыбка не попалась в наш сачок. Вдруг кто-то крикнул:

— Смотрите, где Сестричка!

Я оглянулась: Шалунья, как была в носках, сандалиях, забрела в речку и черпала воду своей корзинкой.

— Марш из реки! — рассердилась я.

А Шалунья подняла корзинку и стала разглядывать, как вода тонкими струйками бежит изо всех щёлок.

— Быстро на берег! — скомандовала я и кинулась к Сестричке.

Она от меня. Но в воде бежать нелегко. Шалунья шлёпнулась, и платье на ней вздулось пузырём.

И как она ещё упиралась!

Уже на траве мы стали снимать с неё одежду. Не только платье и бельё, но даже и ленточки в волосах были совсем мокрыми. Мы завернули её в чью-то шерстяную кофту и усадили на тёплый бугорок. А носки, туфли и всё остальное развесили сушить по кустам. Хорошо, что был солнечный день!

А Шалунья ещё и плакать начала. Да так горько. Это мне надо было плакать, а не ей!

Я достала Шалунье хлеб с сыром. Она, всхлипывая, съела всё, что лежало в нашей сумке. А бутылку с лимонадом она опрокинула, как только её открыли. Чтоб утешить Шалунью, кто-то из ребят протянул ей яблоко, ириски. И пока она грызла угощение, мы поснимали её вещи с кустов и стали бегать по полянке, размахивая ими, словно флажками, — только б они скорее высохли…

Едва мы переступили порог нашей калитки, мама тут же обо всём догадалась.

— Ну что ж, молодцы! — огорчённо сказала она.

— Как ты узнала? — удивилась я. — Ведь мы всё просушили.

— Верно, да только утюга для вас никто в кустах не припрятал, — ответила мама.

В тот же вечер я осталась без пирожного за ужином, а Сестричку тут же отправили в кровать, напоив горячим молоком.

— Хорошо купаться в туфлях? — спросила мама у Шалуньи.

— Очень неудобно, — пожаловалась та.

А когда мама стала вынимать камешки из сестричкиной корзинки, она увидела на дне ее крохотную рыбку.

От бабушки пришло письмо, что она заболела, и мама собралась навестить её. Она попросила мою учительницу разрешить мне на один день привести в школу Сестричку.

Учительница позволила. До чего же обрадовалась Сестричка! Она разыскала старый папин портфель и стала укладывать всё, что ей могло пригодиться на следующий день: тетрадку, карандаш и ластик, цветные мелки, яблоко, книжку сказок и даже куклу Розу.

Спать она отправилась быстро. В ванной не брызгалась; не пищала, когда ей заплетали косички на ночь; не хныкала над тарелкой каши и не просила в кровати, чтоб ей читали сказки. Нет. Она крепко зажмурилась, чтобы скорее наступило завтра.

А утром… Она встала рано, оделась сама. Ловко застегнула все пуговки, аккуратно подвернула носки. Пока мама готовила завтрак, Сестричка нарвала в саду большой букет для нашей учительницы.

В классе она громко сказала «доброе утро» и вела себя так, что учительница оставила её сидеть рядом со мной.

Дети вынули из ранцев книги, пеналы, и Сестричка тоже положила карандаш и тетрадку на парту. Учительница стала выкликать детей по именам. И каждый отвечал: «Здесь».

Сестричку не вызвали, ведь она ещё не была настоящей школьницей. И что же сделала Шалунья?

Она громко сказала:

— А меня забыли! Я тоже здесь!

Учительница улыбнулась и дала Сестричке пластилин. Он был красный, мягкий, и Сестричка скоро протянула учительнице маленькую корзинку с высокой ручкой.