Александр Торопцев - Азовское море и река Рожайка (рассказы о детях)

— Тетя Варя сказала Вовику. Он сегодня поучит тебя.

Славка ликовал, разглядывая во все глаза, как мама точит карандаши, как летят на газету разноцветные стружки. Наконец вошла тетя Варя. Мама «выслушала» ее, повернулась к сыну:

— Иди, он ждет тебя.

Вовка уже творил свою знаменитую картину.

— Никогда так не получится, — удрученно хмыкнул ученик.

— А ты не спеши, — быстрыми штрихами мастер набросал в альбоме контуры первой Славкиной работы. — Понял, как надо?

— Да! — задрожал от волнения ученик и, мотая головой от Вовкиного листа к своему, стал копировать движения мастера, мимику и, как ему казалось, линии на бумаге.

— Неплохо, — повторил Вовка и вновь «подкорректировал» ластиком и карандашом Славкин рисунок, поясняя при этом. — Сильно не нажимай, так стирать легче.

После очередной правки Вовка одобрительно вздохнул:

— Кажись ничего себе. Теперь закрашивай. Вот как это делается.

Славка был счастлив: получились у него дом, луна и даже кусты!

— Очень хорошо! — поразилась мама, а тетя Варя подняла большой палец и мыкнула «Мы-мы-мы!»

Успех окрылил. Несколько дней Славка честно пытался стать художником, но приехал из командировки дядя Витя, увидел его творение и вынес суровый приговор:

— Вовкина работа.

— Он сам рисовал, — учитель нахмурил брови и понес горшок сестренке.

— Так я и поверил, — усмехнулся знаток жилпоселовской живописи и добавил. — Не тушуйся. Картины малевать могут не все. А с ними ты осторожней. Злые они все и жадные.

«Ничего они не злые. И не жадные», — подумал Славка, но спорить не решался, боясь, как чистописания, старого корыта, в котором купала его мама каждую субботу.

А время шло, внося в жизнь поселка радостные и грустные перемены: вдруг глухонемые купили дом в деревне Киселихе и как-то внезапно переехали туда. Славка даже не попрощался с Вовкой, из-за чего долго переживал. Зато дядя Витя радовался:

— Во жадюги! Домину купили — шутка ли сказать. Ладно в субботу пойдем в баню. Все двойки твои отмоем.

Но вскоре дядя Витя (тоже как-то внезапно) получил квартиру, и в его комнату въехали новые соседи. Они понравились Славке, хотя о старых он помнил долго. Ему даже сны снились о том, как он в бане учится рисовать дома и провода. Снилось ли что-нибудь такое маме не известно, но как-то утром она сказала:

— Пойдем в Киселиху? С Вовиком встретишься.

— Ура! Киселиха!

К деревне они подошли в полдень. Мама долго расспрашивала местных о глухонемых, а Славка искал «домину», которую те отхватили. Наконец какая-то старушка указала дорогу:

— Вон туда ступайте. Аккурат, последняя изба.

Миновав домины, дома, домики, они вышли в поле, которое начиналось сразу за кособоким бревенчатым сараем.

— Нам сюда кажется, — мама шагнула к калитке, а когда их впустили в низкое помещение, и Славка увидел радостную тетю Варю, которая приветливо потянулась к его голове, ему стало стыдно — почему же он не поспорил с дядей Витей?!

Хозяйка усадила гостя за стол, поставила перед ним стакан с варенцом и «затараторила» с мамой.

Варенец — вещь вкусная! На поселок часто приходили старушки из соседних деревень. Они «заламывали» цены, но в дни «получки» мама покупала Славке варенец.

— Вовик поехал на футбол, — «перевела» мама. — Он пятый класс без «троек» закончил.

— У-у! Зря только шел в такую даль.

Но тетя Варя не дала Славке разгруститься, поставив на стол еще один стакан с варенцом и большую кружку компота.

«Совсем они не жадные!» — думал Славка, поглядывая на женщин, пытаясь понять о чем они «говорят».

«Ух ты! — удивлялся киселихинский обжора. — Они оказывается слышали и говорили! А потом ушли на фронт: она — санитаркой, а он — автоматчиком. Вон показывает, как раненых таскала.

А тут дядю Колю ранило, она его на волокуше тащила, бомба трахнула, оглоушила их — вон показывает взрыв».

Тетя Варя, действительно, говорила о сражениях — это любому ясно. «Пух-пых!» — помогала она себе тяжелым непослушным языком, и взлетали мягкие руки, сердились выразительные глаза, надувались щеки, корчился рот, складывались в трубочку губы. Как злилась она на врага, как понимал ее гость, как ругал себя! «Они воевали, а я не мог поспорить!»

По пути домой он решил: «Встречу дядю Витю, все ему расскажу и ребятам расскажу, как они воевали».

Некоторое время шли они молча, но за деревней Славка спросил:

— Мам, а у них медали есть?

— Не знаю, сынок, может и есть.

— А как их оглоушило, расскажи!

— Как оглоушило? — мама даже остановилась.

— Ну, тетя Варя рассказывала.

— А! Это она про пожар. Напарник у дяди Коли (они на ферме работают) напился, уснул, папироска упала, от нее все загорелось. Дядя Коля рядом оказался, пожар затушил и дядьку того спас. Премию ему дали, они Аленке пальто купили, а про медаль…

— А, что же они, не воевали?

— Они же глухонемые, сынок, откуда ты взял?

Вернулись они на поселок вечером. От двухэтажек, людей и даже кошек расползались длинные тени, устало зудели комары, было жарко. Хотелось варенца. Но еще больше хотелось рассказать мальчишкам о Киселихе и о том… как фашисткий снаряд оглоушил дядю Колю и тетю Варю.

Первый снег выпал точь-в-точь на Покров день — так бабка Васена сказала, сменив скрипучую метлу на скребок, лопату на метлу, но лучше бы он вообще не выпадал: из-за него все получилось!

Как-то утром Колька предложил:

— В «расшибалку» сыграем?

— Сейчас не могу, — ответил Славка. — Васька долг отдаст, девяносто копеек, тогда сыграем.

— Ха, держи карман шире! — звякнул Колька мелочью в кармане серого пальто.

— Как это?! — удивился Славка от неожиданности.

— А так! Рыбка плывет, назад не отдает!

— Ну ты тоже скажешь — он же должен!

Колька снисходительно отмолчался — так он был уверен в себе, а Славке ничего не оставалось, как ждать вечера.

«Сегодня не могу, завтра отдам», — сказал вечером Васька, и началось.

Утром по пути в школу, днем — на переменках, вечером — на поселке Славка постоянно натыкался на острые Колькины глаза и слышал его упрямый голос: «Ну, что я говорил! Рыбка плывет, назад не отдает!» А Васька каждый день повторял: «Сегодня не могу, завтра отдам!»

И вскоре все жилпоселовские мальчишки и девчонки узнали о Колькиной рыбке — она стала любимым лакомством их языков.

— Рыбка плывет, назад не отдает! — кричали они за доминошным столом и на волейбольной площадке, в кукольных квартирах и песочницах, у голубятни Логачева и у ИЖака Леньки Афонина, который ремонтировал движок своего быстроногого друга.

— Рыбка плывет, назад не отдает! — вонзалось стрелой в Славкино сердце, а Васька каждый вечер повторял: «Сегодня не могу, завтра отдам».