Александр Торопцев - Азовское море и река Рожайка (рассказы о детях)

И вот это «завтра» само пришло.

Славка встал с постели, посмотрел в какое-то ненормальное (как будто его всю ночь мыли) окно и обомлел: белым пухом покрыты были асфальт и песочница, крыши сараев и доминошный стол, деревья с редкими желтыми листьями и подоконники.

— Ура, зима! — побежал он на улицу.

— Привет! — встретил его у подъезда Колька, по-хозяйски разгреб ногой легкий снег и показал кивком головы на тонкую, жесткую пленку льда. — Смотри, какой асфальт!

— Уже можно играть, — понял его Славка.

— Соберутся все, сыграем. Я клюшку купил в «Спартаке». Вещь!

Колька важно сплюнул, а Славка также важно пробурчал.

— Васька сегодня деньги отдаст, и я завтра после школы тоже поеду в «Спартак». Мамка разрешила.

— Так он тебе и отдал! — невозмутимо произнес Колька. — Я же говорил, нужно было сразу четко действовать. Сказал бы ему: «Или давай деньги, или по шее получишь», — отдал бы, как миленький. Или бы по шее получил.

— Да ну… — хотел возразить Славка.

— Вот и иди со своим «да ну» ко дну, — передразнил Колька. — Так хоть бы по шее ему дал, а то вообще ничего.

Этот вариант Славку совсем не устраивал: он и драться с Васькой не хотел и деньги терять — тоже.

— Что ты с ним не сладишь, что ли?

— Почему это?

— А, что ж ты тогда?

— Да это…

— Дай ему в рыльник — за свои же деньги!

Славка не знал, куда деться от быстрых Колькиных глаз, от солнца, которое стреляло со всех окон яркими лучами и давило на плечи предательским теплом. В это время вышел сам Васька, как-то несмело крикнул: «Привет, мужики!» и направился к сараям. Славка лишь грустно вздохнул, подумал о клюшке, но промолчал. А Колька тут как тут со своей рыбкой.

— Рыбка плывет, назад не отдает! Иди скажи ему.

— Да нет у него сегодня! — отчаялся Славка.

— И никогда не будет. А так хоть в шнобель ему дашь, пусть в следующий раз знает.

Слушать Кольку было не возможно: его упрямая вера била по мозгам. И Славка поплелся по мягкой, запушенной снегом траве к Васькиному сараю, из которого доносился резкий шорох рубанка.

Шагов тридцать он прошел, но взмок, как после десятичасового хоккейного мачта. А тут еще снег попал в ботинки — противно! И поскользнулся он у самого сарая — чуть не грохнулся!

И девчонки с санками хихикнули — откуда только взялись!

А Ваське хоть бы что — жиг-жиг своим рубанком, жиг-жиг. И молчит, как будто это ему деньги должны.

— Ну ты, здорово, — сказал Славка, хотя еще несколько секунд назад хотел сказать: «Чего, клюшку чинишь?»

— Привет, — в тон ему ответил столяр, а по «сарайной улице» дохнуло прохладным ветром: жесткие струи его неприятно шевельнулись под воротником расстегнутого пальто.

Что говорить дальше, Славка не знал. А Васька спокойно жигал своим рубанком: скрюченная стружка весело летела во все стороны.

— Отдашь деньги-то? — спросил наконец Славка.

Жиг-жиг рубанком по дереву. Славка, сжав губы, посмотрел на ботинки — две бледные стружки лежали на них, впитывая влагу первого снега.

— По шее хочешь получить?

Еще пара стружек упала на ботинки под упрямое жиг-жиг. Он стряхнул стружку:

— А то в нос дам.

Васька на это ноль внимания, фунт презрения. Славка застыл в дверях, как статуя, боясь пошевельнуться, боясь услышать спиной визгливое: «рыбка плывет, назад не отдает!»

— Ну, что молчишь-то? Выйди сюда, — буркнул он.

— А мне и здесь хорошо.

— Выйди, сказал.

Васька не вышел, но отложил рубанок и шагнул к двери.

— Не отдашь, по шее получишь.

— Ну и что такого?

Это было уже слишком! Славка аж моргнул от удивления.

— Ща врежу, точно, — сказал он, и, увидев, что Васька опять на это ноль внимания, сунул кулак (да не кулак, а вяло сложенную ладонь) в приоткрытую дверь. — На тебе, чтоб знал.

Васька вновь промолчал, и только ветер хмыкнул дверью, да ударила крылом ворона прямо над головой.

Славка развернулся, вышел на солнце и потопал по своим же следам к Кольке.

— Сейчас все растает. Видишь, как солнце печет, — сказал тот и заинтересованно спросил. — Отдал? А врезал?

— Угу, — сказал Славка. — Пойду домой. Снег в ботинки попал. Противно.

Он пришел домой, снял ботинки, поставил их на батарею, сменил носки и сел на диван. Долго сидел. Может быть даже вздремнул — чего никогда раньше за собой не замечал.

Но вдруг очнулся — сидеть надоело, подошел к окну и не узнал свой поселок: размокло все, разжижело, грязь да грязь кругом. Кто-то ударил дверью сарая, звякнул замком. Славка испугался, отошел к дивану: вдруг это Васька со своей чиненной клюшкой.

— Этот снег дурацкий, — вздохнул он и сел на диван.

Через несколько дней от первого снега не осталось и следов. Опять сухая, колючая, ветристая осень загуляла по поселку, развесив по холодному небу свое серое тряпье. Противная была та осень! Дома сидеть надоело. В школу ходить не хотелось: трудно было скрывать от одноклассников, что они с Васькой в ссоре. И гулять не тянуло.

Бабка Васена опять взяла метлу и зло шмыгала ей по утрам еще целых две недели!

Потом пришла зима. Настоящая, морозная, со скрипом!

И в первом хоккейном матче Васька и Славка, игравшие в одной команде, забросили по шайбе и напрочь забыли про первый снег, который выпал как раз на Покров день.

Жилпоселовский люд готовился к пасхе. Женщины пекли куличи, красили яички. Мужчины метались между погребами и магазинами, истязая себя «репетициями». Дети мечтали о крепких яичках, которые никто бы не смог разбить. Праздник объявился неожиданно: вчера его не было, и вот на тебе — Пасха!

— Христос воскрес! Воистину воскрес! — только и слышно кругом.

Славка и Сашка сидели на кухне печальные: яички у них московские, магазинные — слабые, не то что у Игоря: его бабушка специально чем-то откармливает куриц под Пасху, чтобы скорлупа была крепче.

Славка ушел в комнату, уставился в стопку книг на столе, читая без интереса: «Алгебра, история, физика…» И вдруг.

— Физика! — крикнул и выбежал на кухню.

Там ели Сашкины родители.

— Сейчас все будет отлично! — возвестил Славка. — Я еще вчера хотел да забыл.

— Чего хотел? Зачем керосинку зажигаешь? — навострил ушки Сашка.

— Физика, понимаешь! Это не какая-то бабушка, это — наука!

Славка поставил на керосинку кастрюлю с водой, убежал в комнату. Сашка — за ним:

— Ты чего хочешь? Скажи! Я никому — могила.

— Мы скорлупу закалим, понял? Она станет крепче камня.

— Как закалим? — Сашка ничего еще не знал о закалке яиц.

— Очень просто! Сначала в кипяток, потом в холод. Раз двадцать, чтобы прочнее было.

— Ух ты!

Дядя Леша, Сашкин папа, узнав об эксперименте юных физиков, от смеха чуть не опрокинул стопку с водкой:

— Ученый мне нашелся. Яйца вздумал калить!