Александр Торопцев - Азовское море и река Рожайка (рассказы о детях)

— Ух! — вырвалось у Славки. — Ну и вкуснота, никогда такой кисленькой сладости не ел!

— То-то! — улыбнулась бабушка, и мир весь солнечный улыбнулся: ешь, Славка, на здоровье пенки жерделового варенья и радуйся!

У тети Веры был веселый, бело кирпичный с голубыми ставнями дом, пятнистая лайка Шарик с хвостом бубликом и погреб под летней кухней. У тети Зины дом был строгий — из красного кирпича, с зелеными ставнями, грозная овчарка Рекс и ветвистое крепкое абрикосовое дерево за будкой.

Началась эта история с Шарика. Тот узнал Славку с первой же минуты, радостно заюлил, заурчал — как самая настоящая добрая лайка. Он гладил Шарика по спине, заглядывал в его верные глаза, пес вилял хвостом — верный друг. Серый же Рекс встретил его спокойно: ну, подумаешь, гость приехал. Славка бросал ему несколько дней кости, хлеб, чтобы он, наконец, признал его, но отношения с ним не складывались, хотя поддерживать их приходилось постоянно: за будкой Рекса стоял туалет, пройти туда можно было по узкой тропке между зоной Рекса (вытоптанным на земле кругом) и курятником.

Ходил Славка по этой узенькой тропинке, поневоле со страхом посматривая на сильную овчарку, которая могла запросто порвать цепь и броситься на любого, кто ей не понравится. Обычно Рекс прятался от зноя в будке, но его зоркие глаза следили за каждым шагом гостя, а из мощной груди доносилось злое порыкивание. Никакие человеческие отношения с Рексом не налаживались.

То ли дело Шарик, верткий дружок! Как он радовался, когда Славка утром, напомидорившись (любил он помидоры с огорода, жирно политые пахучим маслом и густо посыпанные зеленым луком!), играл с ним перед уходом на море! Каким приятным дружеским лаем встречал вечерами Славку, просоленного Азовским морем, пропаренного солнцем. Вот собака, так собака.

Но однажды, запивая помидорную вкусность абрикосовым компотом, Славка услышал крик:

— Айда на море! — звали его Колька с Генкой.

— Иду! — он допил компот, на всех парусах бросился к калитке и вдруг:

— Р-гав!

Раздался пронзительный собачий лай, и злой упругий зубастый комок врезался в ногу. Славка от неожиданности и страха остановился, как столб.

— Р-гав! — пес схватился зубами за брюки.

А Славка сердца своего не чувствует, так испугало, ошеломило его предательское нападение Шарика. А тот рычит, гавкает, бесится, сожрал бы Славкину ногу вместе с брючиной.

— А ну пошел прочь, окаянный! На тебе, на! — тетушка Вера спасла Славку от разъяренной лайки. — В будку, сказала!

Она держала в руках ремень, собака спряталась в будке. А славка как стоял — так и стоит. Ноги трясутся, сердце прыгает.

— Как же ты так, Слава?! — тетя Вера обняла его, дрожащего. — Укусил? Нет? Покажи ногу. Нет. А брюки зашьем, не горюй. Пошел в будку, — крикнула она и обняла племянника за плечи, приласкала.

Он уткнулся ей в грудь, теплую, как у мамы, и дрожь стала быстро гаснуть, таять.

— Я же ему кость только что кинула, ты же видел!

— Какую кость?

— Обыкновенную. В будку. Сейчас отстебаю тебя за милую душу! Сидеть! Пойдем в хату. Компотику выпьешь, легче станет.

Холодный абрикосовый компот быстро снял дрожь, но горечь на душе осталась.

— Тю! Ты опупел, Славка! — удивились деревенские друзья, когда он, барахтаясь в барашках теплого моря, рассказал им о злом Шарике. — Да он за кость на мать родную бросится. Собака ведь!

Долго-долго отношения с Шариком не налаживались — они смотрели друг на друга с недоверием несколько дней. До случая с Рексом.

Пришел дядя Ваня, муж тети Зины, с работы после получки в хорошем настроении, веселый. Дал по такому случаю пять рублей дочери, три рубля Славке и зашутковал:

— Эх, Славка, какой ты едок! Борща миску съесть не можешь. Вот, помню, я в твои годы…

А в Славкины годы он уже работал то там, то сям. И, чтобы ему больше платили, есть нужно было ого-ого сколько — так издавна оценивали на Руси работника.

— Помню, борща миску слопаешь, да еще миску помидоров с огурцами, а потом крынку молока. А в той крынке — таких кружки три.

— Ну и что? — дернуло Славку за язык. — И я могу тарелку борща съесть и три кружки молока выпить, подумаешь.

— Кишка тонка, — не поверил дядя Ваня.

— А вот и не тонка. Сказал съем, значит, съем, — Славку уж совсем разозлило это недоверие к своему желудку.

— Зина, налей-ка этому доброму молодцу тарелку борща. Посмотрим, на что он способен.

— Я еще и больше могу, подумаешь, — буркнул Славка, хотя страшок пробежал по его кишкам: тарелки у них были здоровенные, а кружки — чуть не с пол-литра.

— Наливай, Зина! — загорелся бывший батрачонок, но тут и Славка вошел в азарт: «Неужели я не съем эту тарелку борща?!»

Соревнования начались. Сестра Люда и бабушка были вроде как зрители, тетя Зина — судьей, хотя симпатии ее были на Славкиной стороне: борща она налила не до синей каемочки. Славка мысленно поблагодарил тетушку и стал спокойно хлебать борщ по-азовски. А что это за вкуснятина такая, знают только те, кто ел его. Но подвел Славку не борщ, а скорее всего — хлеб. Дядя Ваня каждый вечер приносил из пекарни три буханки горячего белого южного хлеба, и Славка позабыл, что такого хлеба можно съесть очень много.

Четыре кусмана хлеба и тарелку борща, как ни в чем не бывало, съел он, возгордился явным успехом в первом раунде, а дядя Ваня погрустнел, но не сдался:

— Молоко наливай.

Тетя Зина налила молоко в кружку не до синей линии (у них на всей посуде были синие линии по краю), Славка проглотил его уверенно и, жадно посматривая на хлеб, сказал:

— Наливайте еще!

Если бы он ел борщ без хлеба, может быть, и выиграл бы. Но куски-то они режут — во! Раз-два и полбуханки. Ну и что, что теплый, тает во рту — кишки-то он все равно занимает. Вот этого и не учел Славка.

Глотнул он из третьей кружки пару раз и вдруг почувствовал, что весь его хлеб, борщ и молоко назад возвращаются.

— Ой! Не могу! — крикнул он и так страшно вылупил глаза, что все, кто был рядом (даже Белок — тети Зинина кошка и корова ее Буренка, подсматривающая за ними из сарая, только что подоенная) крикнули в один голос:

— В туалет, Слава! Мяу! Мяу! Молодец!

И он кинулся в туалет. А там узкая тропка, и злой Рекс — глаза таращит и р-рычит, как дикий зверь: «Не пропущу!»

Славка, шатаясь туда-сюда, на тропку узкую попасть не может и чует — все, нет сил больше удержать в животе ни хлеб, ни борщ, ни молоко, ни тети Верин компот — вот еще что помешало ему одержать чистую победу: он час назад две кружки компота выпил после моря. Остановился Славка перед р-рычащим Рексом, повернулся, пошел назад, шатаясь, — крепко опьянел он от такой обжираловки.

— Слава, Слава! — кричат ему все, а он ничего не слышит, ничего не видит: только кружка с недопитым молоком маячит перед глазами и Рекс фырчит за спиной.