Юрий Томин - Витька Мураш - победитель всех

В общем, смеялся я, пока мне сзади будто кто-то нож воткнул в это место. Я как подпрыгнул. Наверное, не хуже Батона. А сзади еще сильнее жигануло. Я рванул по берегу. Меня жжет, а я бегу — от своих штанов убежать хочу.

До кустов я добежал быстро, быстрей, наверное, Батона. Только легче мне от этого не стало. Вар этот разогревается медленно, зато и остывает медленно. Может, он уже и остыл немного, но я этого не замечаю, пру по кустам, как лось, только ветки хрустят. Зачем бегу — сам не знаю. Но это уже потом стало понятно. А тогда ничего понятно не было.

Если бы я не упал, то бежал, может быть, до самого Приморска. Но я за что-то зацепился и упал. Упал — и штаны у меня отлипли, и сразу легче стало. Только тут я догадался, что делать. Оттянул штанину, чтобы до кожи не доставала, и лежу, боюсь шевельнуться — жду, пока остынет.

Делать мне нечего, и я думаю. Думаю про штаны — как сделать, чтобы мать не заметила. Ей не объяснишь, что все нечаянно получилось. Если бы я сгорел в этой смоле, она все равно сказала бы, что нарочно. Она всегда в пример себя приводит, что с ней никогда такого не случается. В прошлую зиму мы с Колькой стали прыгать с сарая в сугроб. Под снегом лежала какая-то железяка — и я порезал валенок.

Мать меня стала ругать:

— Почему-то у меня валенки не режутся. Четвертый год хожу.

Я стал объяснять:

— Мы с крыши прыгали.

— Почему-то я с крыши не прыгаю.

Как я ей могу объяснить, почему она с крыши не прыгает. Пускай прыгает, если хочет, я не запрещаю.

Теперь она мне будет говорить, что она на смолу почему-то не садится. Как будто я на нее хотел сесть. Если бы Батон рот не разинул, я бы и не сел никуда. А теперь получается, что я вроде Батона. Интересно: еще видел кто-нибудь, как я по берегу бежал? Надо Кольке сказать, чтобы не говорил никому. Колька опять умнее всех получается — ничего с ним не случилось.

Лежу я, про все это думаю и оттягиваю рукой штанину. Над моей головой что-то зашевелилось. Посмотрел — синица сидит на ветке. Смотрит на меня как на дурачка, даже голову вывернула. Плюнул я в синицу, она улетела. Только мне от этого не легче. Сзади горит все и чешется. А лежать уже стало холодно.

Я стал потихоньку отпускать штанину. Ничего. Вроде уже негорячая. Встал я и не знаю, куда идти. Назад — Колька обхохочется. Домой — нельзя, нужно попробовать сначала штанину отчистить.

Пошел вперед, сам не знаю куда. Слышу, в кустах кто-то пыхтит. Наверное, как раз на Батона вышел. Смотрю, точно — Батон сидит у ручья, опустил туда ногу и кряхтит.

Он меня увидел.

— Мураш, я здесь. Давай сюда.

Это Батон подумал, что я пришел его искать. Я не против, пускай думает.

— Больно? — спрашиваю.

— Теперь уже не очень, — говорит Батон. — Когда больно, разве соображаешь… Я сначала подумал, что мне в сапог кто-то забрался. Вроде крысы. Как грызнет — я и побежал. Небось и ты бы побежал.

Я стою так, чтобы Батон моей смолы не заметил. Говорю:

— Тебе сразу надо было в воду. Залив-то рядом. А ты побежал на край света.

— Умный ты, Мураш, — отвечает Батон. — Давай я тебе в сапог вару плесну, а потом посмотрим.

— Ты себе лучше плесни, — говорю я. — В другой сапог. Тогда ровно хромать будешь. Давай вылезай, пойдем работать.

Батон вылез из ручья. Штанина у него засучена, а на ноге здоровое красное пятно.

— Пузырь будет, — говорит Батон. — Мне теперь сапог не надеть — больно. Лучше я босиком пойду.

Батон стянул второй сапог, и мы пошли назад, к лодке. Я иду сзади и потихоньку от Батона штанину оттягиваю, чтобы по больному месту не царапала.

Когда мы пришли, Колька уже почти половину щелей залил. Увидел нас и спрашивает:

— Долго вы еще бегать будете? Или за вас дядя должен работать?

Я говорю:

— Нужно же было найти человека. Может, он там помирает.

— Значит, ты за Батоном побежал?

— А за кем же еще?

Колька как заржет.

— А чего? Чего? — спрашивает Батон. — Ты чего смеешься?

— Ничего, — говорит Колька. — Ты у него спроси.

— Ну чего? Чего? — спрашивает у меня Батон.

— Не знаю, — говорю, — может, ему смешно, что я штаны немного заляпал? Мне-то наплевать и на штаны, и на смех его.

Мне было, конечно, больно, потому что штаны терли по обожженному месту. Но я спокойненько повернулся и показал Батону прилипшую смолу.

— Это ерунда, — говорит Батон. — Мне вот на голую кожу попало, прямо горит все. Хорошо, что Мураш за мной прибежал, а то бы я там целый день сидел.

Колька опять засмеялся. А я быстренько говорю:

— Давай с лодкой кончать, а то вар остынет.

Колька смотрит на меня, а на ряшке на его — прямо сто кило смеха.

Я быстренько вырвал у него, квач и сунул его в банку.

Батон, конечно, работать не стал. Он был босиком, а земля еще не прогрелась. Поэтому Батон слонялся вокруг лодки и поджимал то одну ногу, то другую. А я, по-моему, в тот день вел себя, как настоящий герой. Наклоняться мне было больно, штаны терли жутко. Но я даже не пискнул и работал, хотя на смолу эту мне смотреть было противно. Я еще нарочно смеялся по любому поводу — такая у меня была в тот день сила воли. Я, конечно, понимал, что смех мой — дурацкий. Но под конец работы, кажется, даже Колька поверил, что я побежал за Батоном, а вовсе не потому, что обжегся.

Нам оставалось домазать совсем немного, когда пришел батонский отец.

Он шел по берегу со стороны школы, и мы увидели его еще издали.

— Батон, смывайся, — шепнул я.

Батон только плечами пожал.

— Чего смываться-то? Домой все равно приду. Пускай уж лучше сейчас.

Батонский отец подошел к нам и встал. Стоит молча, смотрит, как мы мажем. На Батона не смотрит.

— Здравствуйте, дядя Костя, — сказали мы с Колькой.

— Здорово, молодежь, — ответил батонский отец.

Мы снова мажем. Молча. Дядя Костя тоже молчит и наблюдает. Может, он ждет, что мы про вар первыми скажем? Тогда сто лет будет ждать. Мы мажем, и все.

Слышим, дядя Костя засопел. Сейчас выскажется.

— Молодежь-то, молодежь… — говорит дядя Костя. — А где вы вару достали?

Мы молчим. Батон стоит по другую сторону лодки, и вид у него такой, будто он не здесь, а где-то в Америке.

— Ты принес? — спрашивает дядя Костя.

— Я, — отвечает Батон.

— А кто тебе разрешил?

— А никто, — говорит Батон.

— Ну, иди сюда, — говорит дядя Костя.

— А зачем? — спрашивает Батон.

Дядя Костя молча пошел вокруг лодки. Батон тоже пошел вокруг лодки.

— Стой, Вовка! — приказывает отец.

— А чего? — спрашивает Батон.

— Я тебе покажу чего!

Дядя Костя пошел быстрей, Батон тоже пошел побыстрей.

Так они сделали два круга.

Дядя Костя остановился. Батон тоже остановился. Дяде Косте, конечно, неудобно перед нами за собственным сыном бегать. Он снова зовет: