Борис Никольский - Весёлые солдатские истории

— Да я… — говорит Башмаков, но взволнованный лейтенант не даёт ему сказать больше ни слова.

— Я понимаю, — говорит он. — Вы и без тренировок вчера отлично выступили. Одним словом, собирайтесь. С начальством я уже договорился. Едем.

— Куда, — спрашивает Башмаков, — едем?

— К танкистам. Товарищеский матч, у нас сегодня с ними по боксу.

Кажется, первый раз в жизни Башмаков растерялся. Стоит и молчит, не знает, что делать. Сказать правду, признаться, что вовсе не он вчера выступал — вроде бы подведёт он тогда сержанта Модестова, да и спортивной славы батальону тогда не видать. Один позор. Не сказать правду — тоже плохо.

— Да вы не бойтесь, — говорит лейтенант, — противник у вас сегодня не очень сильный. Всего второй разряд.

Вздохнул Башмаков.

— Ладно, — говорит, — едем.

Вернулся он в этот вечер поздно, уже перед самым отбоем.

— Ну как? — спрашиваем, а сами смеёмся.

— Ничего, — спокойно отвечает Башмаков. — Всё в порядке. Победил.

— Как победил? Ты?

— Я, — говорит Башмаков.

Не поверили мы. Но на следующий день в газете читаем: «Победа в легчайшем весе была присуждена рядовому Башмакову, поскольку его противник не смог явиться на соревнования. Теперь победителю предстоит встретиться с перворазрядником Зайцевым».

— Вот, — радостно говорит сержант Модестов, — наш батальон и прославился.

— Неизвестно, что ещё дальше будет, — говорит Башмаков.

— Это верно, — говорим мы, — неизвестно.

Вечером снова отправился Башмаков на соревнования.

В спортивном зале начал переодеваться, лейтенант — начальник физической подготовки — посмотрел на него и говорит:

— Что-то вы мне в прошлый раз повыше ростом казались…

— Возможно, — говорит Башмаков, а сам на своего противника смотрит.

— И в плечах вроде бы пошире были, — печально говорит лейтенант.

— Тоже возможно, — говорит Башмаков.

— Ладно, — говорит лейтенант. — Идите.

Пошёл Башмаков на ринг.

Что там было — об этом нам никто не рассказывал. Настроение, говорят, не то, чтобы рассказывать.

Только дневальные утверждали, что Башмаков не спал всю ночь, ворочался на своей койке, охал и бормотал:

— Чтобы я свою фамилию ещё когда-нибудь кому-нибудь зачем-нибудь одолжил! Да никогда в жизни!

Но больше всех пострадал в этой истории сержант Модестов. Был сержант, а стал рядовой Модестов. Разжаловали его. Недаром говорят — спортивная слава переменчива.

Почти у каждого солдата наверняка есть маленький фотоальбом. На страницах этого фотоальбома вы обязательно встретите и фотографии его владельца — непременно в парадной форме, в фуражке, со всеми знаками солдатской доблести на груди; и фотографии его друзей — тех, кто уже отслужил своё и оставил снимки на память, и тех, кто ещё продолжает служить…

Был такой альбом и у Башмакова. И когда отправился Башмаков в краткосрочный отпуск, домой, он, конечно, прихватил этот альбом с собой.

Дома всем, кто ни придёт в гости, есть что показать. Гости смотрят, а Башмаков объясняет. Пришёл однажды двоюродный брат Костя, Башмаков и ему дал посмотреть.

Листает двоюродный брат Костя альбом.

— Так… так… — говорит он. — Ясно…

Наконец дошёл до самого главного, до самого интересного снимка.

— Это товарищи мои, — объясняет Башмаков, — сослуживцы. Во время затяжного высотного прыжка. С семи тысяч прыгали. Вон Мишка Бандура летит. А это Витька Печенкин, ефрейтор. А там вон, совсем маленький, руки раскинул, лейтенант Петухов…

— Интересный снимок! — говорит двоюродный брат Костя. — Только… Кто это снимал?

— Я, — говорит Башмаков.

— Ну, конечно, сразу видно. Что ж ты, на резкость не умеешь наводить?

— Умею, — говорит Башмаков печально.

— Умеешь… А не наводишь. Это ж каждый пацан умеет!

— Да я и сам теперь вижу, — виновато говорит Башмаков, — у меня с этой резкостью всегда не ладится…

— И скадрировать надо было по-другому! Неужели не ясно?

— Я как-то не подумал… — говорит Башмаков и становится ещё печальней.

— И потом я тебе посоветую…

И вдруг двоюродный брат Костя останавливается на полуслове и пристально смотрит на Башмакова.

— Подожди… подожди… — говорит он. — Так это ты, говоришь, снимал?

— Я, — говорит Башмаков.

— А откуда снимал? Ты-то сам где был?

— Как где? В воздухе. Вот тут, рядом с Мишкой Бандурой летел.

— В воздухе? С семи тысяч метров? Летел и снимал?

— Ну да, — говорит Башмаков. — А что?

Не знаю, как сейчас, но в то время, когда Башмаков был солдатом, в нашей части появился такой приказ: все караульные, заряжая магазин автомата, должны были класть сверху один холостой патрон. Делалось это для того, чтобы невзначай не произошёл выстрел, чтобы избежать несчастных случаев. Прежде чем выстрелить, нужно было передёрнуть затвор, выбросить холостой патрон и только потом уже нажимать на спусковой крючок. На всё это требовалось совсем ничтожное время — две-три секунды, не больше, но тем не менее именно из-за такого холостого патрона и произошла с Башмаковым ещё одна необыкновенная история.

Было это днём. Башмаков стоял на посту возле овощных складов, где хранились капуста и картошка, морковь и репчатый лук. Пост был вскрыт, на складах работали солдаты, дежурный по кухне получал продукты, электромеханик чинил проводку.

Башмаков закинул автомат за плечо и, скучая, ходил между приземистыми складскими помещениями. Время от времени он покрикивал на солдат, которые нет-нет да и норовили покурить в неположенном месте.

Наверно, уже раз двадцать, не меньше, стоял Башмаков на этом посту и ни разу, даже с ним, с Башмаковым, здесь не случилось никакого хоть мало-мальски значительного происшествия. Правда, первое время, когда Башмаков был ещё совсем молодым солдатом, стоять на посту осенней ночью, в непроглядной темноте было страшновато — всё казалось, что кто-то ползёт, кто-то подбирается, кто-то следит за тобой из темноты. Но постепенно он привык, освоился — ни темнота, ни шорохи давно уже не пугали Башмакова. А днём так и вообще нечего было опасаться.

Приближался час обеда, и пост опустел. Ушли солдаты, ушёл электромеханик, ушёл дежурный по кухне. Лишь в дальнем помещении ещё задержался начальник склада — старшина-сверхсрочник.