Эркки Суомела - Чужая страна - черника

— Ты знаешь, что такое т у ес?

Томас провел рукою по волосам.

— Туес? Никогда не слышал такого слова.

— Я отгадал, — ликующе сказал Янне. — Я сразу подумал, что ты не знаешь по-настоящему финский.

— Знаю. Я каждый день разговариваю по-фински с матерью и дедушкой. У меня и книги финские есть.

— Тогда ты должен знать, что такое «туес».

— Нет такого слова.

— Ручаюсь, что есть.

— Ну, так что же оно означает?

— Это такой пароль у финнов. Кто его знает, тот настоящий финн.

— Но я ведь шведский гражданин.

— Ну так прощай.

Не успел Янне сделать и трех шагов, как Томас догнал его.

— Правда-правда, — сказал он. — Меня переименовали в метрических книгах в шведа. И моего отца и мать тоже переименовали.

Теперь Томас нес явную чушь. Если верить ему, то он, Янне, мог бы когда угодно пойти к человеку, ведающему метрической книгой, и сказать: «Будьте добры, запишите меня в вашей книге эскимосом». Нет, такого не может быть. Томас морочит ему голову, вот и все.

— Я прожил в Швеции семь лет, — высокомерно сказал Томас.

— Если б ты был финном, ты всегда бы оставался финном.

Томас так и разинул рот. Очевидно, он ничего не мог больше придумать в свое оправдание. Потом он все-таки кашлянул и сказал:

— Мой отец работает начальником на заводе.

Янне взглянул на Томаса. Что, если он все же говорит правду? Было ведь раз, один начальник заставил его отца залезть в тесную бочку отчищать ржавчину, хотя в бочке было жарко и пыль набивалась в нос и в рот. Быть может, начальники могут таким же образом приказывать людям, ведущим метрические книги?

— И у нас есть собственный дом.

— Мой отец тоже купит. У него уже есть автомобиль «саб».

— А у нас «мерседес».

— А у нас…

Однако сколько Янне ни думал, он больше ничего не мог придумать. Но он ни за что не хотел признать себя побежденным.

— А у нас в Финляндии большое имение. Тридцать коров и…

Томас презрительно скривил рот.

— У всех у вас есть невесть что.

— В самом деле есть.

— Каждый финский дьяволенок так говорит.

— Слушай, ты, задавака…

Но Томас вдруг повернулся и быстро, чуть ли не бегом, направился к тому месту, где недавно был составленный фигурами школьников квадрат. Янне вприпрыжку последовал за ним. Он не хотел, чтобы Томас окончательно рассердился на него; с ним все-таки интересно было бы иногда поговорить.

— Я могу рассказать тебе о туесе! — крикнул он.

Но Томас уже был так далеко, что не слышал. Во всяком случае, он больше не глядел в его сторону.

Что-то мучило Янне, терзало и постоянно присутствовало в мыслях. Это терзание не прекратилось и тогда, когда отец вечером сказал ему, что туес — это круглый берестяной короб с крышкой.

Ему стало легче только когда отец, устав от его приставаний, резко сказал:

— Пусть другие переименовываются в кого угодно, мы всегда останемся финнами.

— Хуггурм [10] Гадюка (швед.). , — тихо шептал Янне, — хуггурм…

Он лежал в кухне на тряпичном коврике и смотрел по словарю названия змей. Под грудь он для мягкости подложил желтую подушку, левая рука подпирала подбородок, правой он листал словарь. Время от времени он поднимал голень, правую или левую, и повторял вполголоса названия.

— Снук, — говорил он, — снук…

«Снук» означало «уж», и запомнить это слово было легко: когда произносишь «снук», это звучит как сморкание. Но вот шведского названия для боа в словаре не было, и для гремучей змеи, и питона тоже.

Отец сидел за письменным столом и делал подсчеты в синей тетради. «Приход и расход» значилось на обложке тетради, и она была полна цифр и граф. Иногда отец и мать спорили из-за цифр.

Янне оценивающе посмотрел на подошву отца, обтянутую серым носком, потом на его голень, бедро, живот — на всего отца. Интересно, знает ли он?

— Как будет «боа» по-шведски? — спросил он.

Отец сидел, обвив ножку стула левой ногой. Он высвободил ее и оглянулся. Янне перевернулся на спину и смотрел на отца снизу вверх, как смотрят на облака.

— Может, это не змея? — спросил отец.

— Змея. И мамба, и кобра тоже.

— На что они тебе?

Наш класс идет завтра на выставку змей.

— А-а…

Отец сходил в чулан за ножом. Заточив карандаш, он перевернул новую страницу и снова принялся подсчитывать.

— Эта выставка в городе.

— Сколько будет восемью семь?

Отец наморщил лоб, отчего его брови полезли вверх.

— Мне нужно немного денег…

— Это будет пятьдесят…

— …шесть, — подсказал Янне. — Мне нужно десять крон.

— Я оставлю утром на столе.

Зеленый карандаш отца снова зашуршал по бумаге. Янне принялся отыскивать в словаре сетчатую змею, но составитель словаря не знал и ее. И очковая змея, и мокасиновая также были ему неведомы. Янне начало разбирать зло, он захлопнул словарь и стал рассматривать электрический провод на потолке. Гадюка, наверное, чуть потолще этого провода. Хотя однажды в Финляндии он видел совсем маленькую гадюку: она была в куче щепок и шипела, как большая змея.

— Хуггурм, — твердил он, — хуггурм, хуггурм…

Завтра на выставке он произнесет это слово и укажет на гадюку. И ужа он тоже покажет и назовет по-шведски.

Тогда все они увидят…

И Томас увидит, и Берит, и Свен. А учительница закивает и заулыбается и поставит в записной книжке против его фамилии большой плюс. А еще она может написать: «Янне знает всех змей, водящихся в Швеции».

Но вот боа, кобра и сетчатая змея… Мимо них ему придется пройти молча, потому что он нигде не мог узнать, как они называются по-шведски. И отец тоже не знает. Вернее, он до сих пор ничего не ответил, говорил совсем о других вещах. А ведь он проходил на заводе курсы по изучению языка и сейчас еще иногда их посещает. Может, он все же…

— Пап.

— Что тебе?

— Ты знаешь, как называется боа?

— По-шведски?

— Да.

Отец молча пошевелил губами; было видно, что он повторяет про себя слово «боа».

— Да, наверное, так и будет: боа и боа.

— А вот гадюка будет не так. И уж не так.

— Ну, тогда не знаю.

— Уж будет снук. А гадюка — хуггурм.

Теперь губы отца складывали слово «снук», зубы и язык издали негромкий шипящий звук.

— Чудн о е имя для змеи, — сказал он.

И они вместе посмеялись тому, как смешно шведы называют ужа.

Утром Янне был у ларька уже в половине девятого, автобус отправлялся в девять, так сказал ему Томас. Никого из ребят еще не было видно, даже Свена, хотя тот обычно везде поспевал раньше других.

Но сегодня его, Янне, день.

Он присел у ларька под навес и стал ждать. Ларек больше не открывали, только летом похожая на мышь женщина продавала в нем мороженое, колу и сласти. Теперь стекла ларька были прикрыты ставнями со стальными засовами. Кто-то написал на ставне красным карандашом: «Оке любит Пию». Было тут и другое: череп со скрещенными костями и много изображений какого-то старика. Янне достал из кармана огрызок карандаша и пририсовал ко рту черепа трубку. Когда он рисовал завитки дыма, поднимающиеся из трубки, на дороге за ларьком послышались шаги. Он бросился обратно на скамейку.