Эркки Суомела - Чужая страна - черника

— Нет.

— Но должен же он, такой большой, понимать.

Рахикка продул пустую трубку. Когда он заговорил вновь, в его голосе прозвучал вздох:

— Пертти потерял финские слова.

Янне в удивлении взглянул на Рахикку. Тот говорил о словах, как о вещах — как о складном ноже, который, остругав ветку, можно забыть на пне, или как об отвертке отца, которую они нигде не могли найти. Но слова… слова были в голове, в черепной коробке; оттуда ничего не могло выпасть.

— Потерял?

— Это уже случилось со многими, с десятками, сотнями людей…

— У тебя-то все слова целы.

— Ну, я приехал в Швецию взрослым — тогда они уже не теряются. А вот Пертти приехал в возрасте шести лет, он тогда еще не знал толком финский. А язык как живое растение, каждый день нуждается в пище, чтобы крепнуть и развиваться, иначе оно чахнет. Так обстоит дело и с финским языком у Пертти: он оказался без питания и зачах от голода.

— Но у него есть, наверное, другие слова, шведские.

Рахикка повернулся и взглянул на него.

— Да есть ли они у него?

— Получается…

— Да.

— …что Пертти не умеет говорить и по-шведски?

— Ну, пожалуй, умеет самую малость, как маленький ребенок. Он может сложить фразу из двух-трех слов, но это не значит по-настоящему владеть языком, так нельзя объяснить, чего ты хочешь.

Янне откинулся на спинку скамьи и попытался перевести слова Рахикки в мысли и ощущения, найти им верное место среди множества других мыслей. Как же так? Оказывается, у Пертти нет слов, вообще никаких. Он тряхнул головой, попробовал выбросить из нее все слова и быть как Пертти, размышлять без слов, и тут он испуганно вздрогнул: для того, чтобы думать, нужны были слова — названия вещей. Именно с их помощью рождались мысли. Значит, Пертти не может по-настоящему думать о явлениях и вещах… И разве человек без слов не остается совсем один на свете? Он не может понять другого, чувствовать и говорить, как другой.

Внезапно что-то взбунтовалось в душе Янне. Ему захотелось возражать, спорить и убедиться, что Рахикка говорит попусту о том, чего нет.

Но в глазах Рахикки, во всем его существе была какая-то тяжкая безутешность: с ним невозможно было спорить. Его взгляд был устремлен на озеро, на темную поверхность воды с расходящимися у берега кругами. Вероятно, кто-то скрытый береговым бугром пускал там камешки по воде.

— Но он еще научится, — тихо сказал Янне. — Научится.

— Ну да.

— Мне хотелось бы помочь ему.

— Мне тоже.

— Что я должен делать?

Рахикка словно бы очнулся и стал набивать трубку табаком.

— Ничего.

Янне взглянул на крышу хозяйственной постройки. Если Рахикка не объяснит подробнее, он, Янне, скоро опять будет сидеть там и думать. И все станет еще запутаннее прежнего.

Но Рахикка зажег трубку и продолжал:

— Ты только должен быть рядом с Пертти, разговаривать с ним, быть таким, какой ты есть. Пертти нужен товарищ.

С берега на тропу, ведущую к купальной кабине, вышел Бенгт. За ним тенью следовал Ниссе. Когда они дошли до половины берегового откоса, Рахикка встрепенулся.

— У меня есть к ним дельце…

Прежде чем Рахикка успел встать, Янне взял его за рукав и спросил:

— Это оттого, что Пертти нужен товарищ, он всегда таскается с вашей кошкой?

— С Мису? Нет, не оттого. Пертти просто упражняется.

— Упражняется? В чем?

— Смотреть в глаза. Наша Мису сильна по этой части.

— С ю лви приезжает в следующую субботу.

Мать положила письмо на стол перед отцом. Нахмурив брови, отец почитал некоторое время, затем отбросил письмо в сторону и сказал:

— Твоя сестра осталась такой же пустомелей, какой была.

— Она рассказывает только новости.

— Ну ладно… Только нам-то какое дело до гриппа у чужих детей.

— Сюлви ухаживает за этими детьми. Для нее болезнь ребенка все равно что для тебя поломка какой-нибудь машины. Ты можешь сколько угодно распространяться на эту тему.

Отец пощипал недавно отпущенные бакенбарды возле ушей. Бакенбарды шли здесь узкой полоской, а ниже расширялись лохматыми треугольниками, верхушки которых протягивались ко рту и были чуточку рыжими.

— И долго она рассчитывает здесь пробыть?

— В рождественский сочельник уедет обратно.

Мать сняла шумовкой пену с кипящего горохового супа. Затем попробовала ложкой бульон, подула и почмокала губами.

— Надо добавить немного соли, — сказала она.

Всыпав в суп две чайных ложки соли, она повернулась к отцу.

— Теперь нам понадобится и холодильник.

— Из-за Сюлви?

— Она привезет из Турку мяса и колбасы, я просила. Тогда и ты сможешь отведать настоящей колбасы с луком.

— Но ведь надо еще платить за автомобиль.

— Мы вместе заработаем.

— И за мебель тоже надо платить.

— Завтра принесут шкаф.

— Как так?

— Я сходила заказала.

У отца был такой вид, будто у него опять заболела спина.

— А в субботу ты можешь пойти на пристань встретить Сюлви, — продолжала мать.

— Пожалуй, придется пойти, — вздохнул отец.

— Я пойду вместе с тобой, — сказал Янне.

— Конечно, Янне может пойти помочь, — сказала мать. — У Сюлви, наверное, много вещей.

Отец только кивал. На его долю досталось лишь соглашаться и кивать.

…Пароход опаздывал из-за тумана.

Они прошли через большую стеклянную дверь на пристань — конечный пункт пароходного маршрута. Зал ожидания был полон людей, их сумок и узлов. Люди дожидались парохода, на котором должна была прибыть Сюлви; пароход сразу же отправлялся обратно в Финляндию.

Повсюду слышалась финская речь.

Когда отец и Янне проталкивались сквозь толпу, им казалось, будто они на остановке в Оулу. Янне в давке нечаянно толкнул в бок какую-то взрослую девочку.

— Гляди перед собой, босяк, — прошипела она.

Но такое шипение воспринималось добродушно, потому что тут было все понятно. Янне, навострив уши, слушал людские разговоры.

— Утром будем в Х ю винкя.

— Не думал платить по увольнительному листу. Я сказал ему…

— Начальника хуже его и быть не может…

— Сухой кашель, это было немножко, но в общем здоров…

— Я бросил тут курить…

Они пробрались к краю толпы, путь им преградил толстый канат. За канатом были две двери, над дверями циферблаты, сделанные не то из картона, не то из пластмассы. Стрелки на них показывали девять и половину одиннадцатого. Это были часы прибытия и отправления парохода.

— Не найдет ли господин крону на подаяние…

Возле отца стоял небритый человек с протянутой рукой. Отец повернулся к нему спиной и притянул Янне к себе. Они прошли мимо больших окон и длинных рядов стульев к своего рода прилавку, над которым была надпись: «Справки».