Эркки Суомела - Чужая страна - черника

— Добрый день, — сказал отец, держа шляпу в руке.

— Неужели это ты, Э нсиоко? — сказала Сюлви. — И такой молодцеватый. Но что это за волосы у тебя на щеках?

Отец что-то пробурчал и надвинул шляпу на лоб. Янне глядел на авоськи. Из одной торчал длинный сверток. На обертке было написано: «Виклунд».

— А что же А йно, — спросила Сюлви, — она не пришла?

— Осталась дома чистить картошку, — сказал Янне.

— Я жду не дождусь…

Затем Сюлви сунула авоську поменьше Янне, отец взял дорожную сумку, и они пошли к автомобилю.

Когда они подошли ко входу в зал ожидания, человек с руками словно крючья все еще стоял там с Илми.

Маленькая девочка плакала, прикрыв лицо руками.

— И там все казалось таким маленьким. А эта наша избушка… Я помню ее большим домом.

Сюлви откусила кусок лимонного торта и запила его кофе. Потом сглотнула, так что рот ее опустел и путь для речи был открыт, и снова забулькала словами.

— А вообще там все по-прежнему. Людей совсем не видать. В церкви тихо, разве что какая-нибудь старушка с клюкой проковыляет.

— Ну, а как бабушка?

Мать называла свою мать бабушкой, хотя бабушкой она была только Янне.

— Отгадай, что она делала, когда я пришла? — сказала Сюлви.

— Куда уж нам… — ответила мать за всех.

— Она возилась с мотыгой на картофельном поле. Подумать только, человеку уже семьдесят лет!

— Наверное, ей все же кто-нибудь помогает, — сказал отец. — Есть же там и эти ребята Н и иранены. Сейчас оба они, поди, уже мужчины.

— Одна она там мотыжит. И нет там больше ребят Ниираненов ни на поле, ни на пожоге. Н и ило в У усикаупунки учится на жестянщика, Й о уко где-то под С а ло.

— Но кто же колет ей дрова и носит воду? — спросила мать.

— Все сама делает. Сильного мужчины, наверное, во всей деревне не сыщешь.

Отец сидел за столом напротив Янне. Он принес стул из маленькой комнаты. Мать и Сюлви пили кофе, сидя рядом за столом. При взгляде на них сразу было видно, что они сестры: носы у обеих кнопкой, глаза бледно-голубые, костлявые подбородки выпячены вперед и вся форма головы удивительно и одинаково угловатая.

— А разве там нет нового завода? — спросил отец. — Ю хола писал летом, что его начали строить?

— Ничего у них, кроме споров, не выходит, — сказала, отдуваясь, Сюлви. — Члены общины спорили из-за денег слишком долго, и фирма объявила, что будет строить в другом месте.

С минуту было слышно только звяканье кофейных чашек. Затем мать сказала:

— Бабушка могла бы приехать сюда к нам. Уж конечно, мы здесь уместимся.

— Что ж, если и вправду пригласить? — сказал отец под пристальным взглядом матери.

Сюлви положила в кофе две маленьких таблетки из синей коробочки, это был какой-то заменитель сахара.

— Думаешь, ее оттуда сдвинешь? На мой взгляд, ее тройкой лошадей с места не стронуть.

Слушая Сюлви, Янне подумал, что один трактор «валмет» легко утащил бы бабушку в Швецию. Ему стало немножко смешно, когда он представил себе, как бабушка на конце веревки противится трактору: она широко расставила ноги, серая юбка взметает с земли пыль, и бабушка кричит и шумит, как тогда, когда лисица съела у нее белую курицу, оставив от нее всего несколько перьев.

— Надо бы когда-нибудь съездить туда, — сказала мать. — Поговорить с ней по-разумному. Не то ее заберут в богадельню.

— Поедем на рождество? — обрадовался Янне.

Отец держал трубку так близко к щеке, что дым заползал в бакенбарды.

— Там посмотрим… — сказал он.

Посмотрим… Когда взрослые произносят это слово, они подразумевают «нет». Это Янне узнал уже давно. Он уставился на бакенбарды отца и стал со злостью думать о них. Потом посмотрел на мать, она тоже может сказать сейчас свое слово. Но мать отошла к столу для мойки посуды и поставила под миксер красную чашку.

— Поди-ка, Э нсио, посмотри, в чем тут дело, — сказала она.

Отец подошел и повозился с миксером, что-то не то подтянул, не то расслабил.

— Попробуй теперь.

Миксер зашумел. Мать долго глядела на Сюлви, потом, кашлянув, сказала:

— Ух, как я перепугалась… Я решила, что он уже сломался, совсем новый миксер. Он так дорого стоил…

Сюлви огляделась вокруг. Когда ее взгляд упал на холодильник, мать похлопала по его дверце.

— Мы отдали за него больше двух тысяч…

— Да, конечно, это куча денег, — сказала Сюлви. — Мне самой иногда приходится так туго, что…

— А нам нет, — сказала мать, задирая нос. — Я сама давно зарабатываю три тысячи в месяц.

— Ах, — сказала Сюлви, — этого хватило бы и на то, чтобы посылать немного бабушке.

Рука матери застыла на краю чашки. Мать долго ни слова не говоря стояла в этой позе.

Сюлви больше ничего не сказала.

Отец вспомнил, что у него назначено какое-то свидание, и ушел. Мать мыла посуду в кухне, оттуда доносилось звяканье и шум бегущей воды.

Сюлви и Янне сидели на софе в маленькой комнате и ели купленный на пароходе шоколад. Сюлви купила на пароходе еще и игральные карты, на которых были изображены люди в рогатых шлемах. Сейчас она раскладывала пасьянс. И она все говорила и говорила. Если ей нечего было сказать, она обращалась к пасьянсу:

— Эта сюда, а эта туда…

— Ты не заметила бубновой десятки, — сказал Янне.

Сюлви тяжело вздохнула, собрала карты в левую руку и стала перетасовывать их.

— Я слышала, ты охотно ходишь в школу, — сказала она.

— Ну да-а…

Сюлви подняла глаза от карт.

— Твоя мать рассказывала, что ты принес в табеле семерку [15] По десятибалльной системе, принятой в финских школах, семерка — одна из высших отметок. .

Янне принялся разглядывать узоры на стенном ковре. Ему было немножко стыдно за мать: опять она наболтала невесть чего. Он еще не получил ни одного табеля в Швеции, и семерок здесь никогда не ставили — высшая оценка в Швеции была пятерка. Но неловко было конфузить мать… Он так долго молчал, что снова послышалось шлепанье карт. Наконец он спросил:

— Ты, наверное, не ходила к Юхоле?

— А, тогда… Конечно, ходила. Вместе с Э лсой Юхолой мы отправились по бруснику.

— Куда вы пошли?

— На вересковую пустошь, за С у уренкуккулу.

— Вблизи К о риярви было бы лучше.

— А мы и так набрали полные ведра.

Сюлви разложила карты в ряд: в каждом ряду по семь кучек. Затем сняла с одной из кучек червонного туза и перевернула карту. Это была бубновая восьмерка.

— Ты никого больше не видела там у Юхолы?