Георгий Струмский - Наско-Почемучка

Нам будет предложено прочесть и выдержки из дневника Наско-Почемучки, и Ванкины записи, и вырезки из газет, а под конец получит слово даже председатель колхоза Младен Иванов.

…Жизнь в пионерском лагере в Осоговских горах идёт своим чередом. Ребята устраивают выставку, ходят в походы, собирают хворост для костра. Молодой, очень славный учитель Николов, застенчивый, но немного ироничный, руководит всеми ребячьими делами.

И вдруг… Вдруг Наско и Ванка находят в газете очерк о первом советском тракторе, купленном одной передовой кооперацией ещё в старой Болгарии. И вот по велению неуёмной ребячьей фантазии трактор оживает на газетной фотографии и увозит обоих приятелей в Болгарию 1940 года. Здесь Ванка и Наско, пришельцы из будущего, у которых нет власти что-либо изменить в прошлом своего народа, становятся свидетелями борьбы болгарских рабочих и крестьян с терзающим страну фашизмом. Они видят, какие страдания терпит народ ради будущего, то есть ради их, Наско и Ванки, счастливой жизни. И жертвы и слёзы не абстрактны. Вот эти люди — тут рядом с ними. Гибнет в фашистском застенке бай Владо, человек сильный духом, добрый, мужественный, душевно красивый. В тюрьму уводят и пытают молодую жену тракториста Ивана. И Васил гибнет, Васил, ровесник Наско и Ванки, так любивший петь задушевные болгарские песни, Васил, не узнавший в детстве ни радости, ни беззаботности, ни покоя.

Писатель не боится поранить чуткую душу своего читателя видом этих страданий. Он старается вызвать у него сострадание и, причинив нужную, полезную боль, приводит читателя к мысли об оправданности жертвы. Будущее, из которого явились Наско и Ванка, — светло и прекрасно. И вот они возвращаются назад, в наши дни, словно приехав на машине времени.

«Вернувшись» в свой сегодняшний день, но поверив в реальность прошлого, они удирают из лагеря, чтобы в далёком селе Велинове попытаться отыскать того самого тракториста Ивана, который на газетной фотографии высоко поднял крепко сжатый кулак…

Своими двумя повестями Георгий Струмский ещё раз подтвердил полную возможность и правомерность разговора с маленьким читателем на большие и серьёзные темы. Надо только, чтобы свежий ветер раскованной фантазии наполнял страницы книг, написанных для детей. Серьёзно, но и увлекательно, реалистично, но и сказочно. Если писатель понимает и любит ребёнка, то он будет писать «по-торпедски и по морскому царю». Именно такое понимание и любовь руководили писателем Георгием Струмским.

Ирина Токмакова

Мы так сидим ещё с первого класса: все шестеро с одной улицы.

Впереди — толстуха Цветанка и маленький щуплый Милчо Техника. Милчо уставился на товарища Николова, он боится пропустить что-нибудь из его объяснений. А Цветанка виновато оглядывается и тайком жуёт кусок сдобной булки — боится, как бы не похудеть.

На второй парте сидят Данчо и Латинка. Взгляд у Данчо устремлён в какую-то точку над классной доской. Он и сейчас в уме составляет сильнейшую сборную Болгарии, которая непременно станет чемпионом мира. Латинка, закинув на спину свою русую косу, глядит в окно и что-то черкает на чистой странице в тетради по арифметике. Латинка любит рисовать.

«Для меня всякий цвет как живой, — говорит она. — У меня глаза сами впитывают его, а рука сама тянется к краскам. Я не виновата. Рисуется мне, да и всё тут».

Сейчас её внимание привлекает веточка сирени, которая заглядывает в открытое окно. Латинка спешит изобразить её на бумаге, поэтому ничего вокруг не слышит. А со мной на третьей парте сидит Атанас. Атанас Петров. У него так в дневнике написано. И ещё его так зовут, когда вызывают к доске. А вообще-то в классе да и во всей школе его зовут Наско-Почемучка.

Мы живём в тихой деревеньке. Она словно спрятана между двумя горными хребтами. Наша река точно держит её в своих ладонях, как тёплый и дымящийся каравай, и поворачивает его то в сторону Осоговской горы, то в сторону горы Рила. Каждый день у нас в Струмском интересный и таинственный. А ночью мы тоже наяву и даже во сне ищем ответа на тысячи вопросов.

Обычно у всякого ребёнка первое слово «мама». И только Наско сразу произнёс два: «мама» и «почему». Как этому не верить — его мама сама всем рассказала.

Ещё верно и то, что бай Пешо, отец Наско, из-за его вопросов опаздывает на работу в сельсовет ровно три раза в месяц. А наш учитель, товарищ Николов, точно знает, что по крайней мере десять минут от урока Наско займёт своими вопросами. И когда ему объяснят, почему пшеница жёлтая, он ещё спросит, а почему трава зелёная, а почему снег белый, а почему…

Наско не только любит спорить до потери сознания или играть в шахматы до самозабвения, но в отличие от меня он не любит откладывать сегодняшние дела на завтра. И сегодняшние вопросы тоже на завтра не откладывает.

У нас деревня всего одна. А вопросов у Наско тысячи. Даже веснушки у Наско на лице — как вопросительные знаки. Вечерами круглый лунный блин тоже глядит на него вопросительно. Ночью небо высыпает на его голову целый короб вопросов. Попробуй-ка усни, когда на небе загадочно улыбается Андромеда. И к тому же надо узнать, сколько всего звёзд? И почему некоторые из них падают. И где сейчас скитается Галеева комета. И не смотрит ли на тебя сейчас с Венеры мальчишка, похожий на тебя самого.

Наско даже любопытнее любознательного дяди Генчо по прозванию «Техника». Генчо Техника — это отец Милчо (того самого, который сидит рядом с Цветанкой). В своё время дядю Генчо прозвали Техникой потому, что он с помощью молотка и отвёртки разобрал весь радиоприёмник до основания: хотел поглядеть, кто это там внутри говорит и поёт. Нет, Наско бы такого никогда не сделал. Он и сейчас очень много знает, но хочет узнать ещё больше. Как охотник иногда целый день выслеживает зайца или подстерегает дикую утку, так и Наско готов день и ночь гоняться за ответом на какой-нибудь свой вопрос. Или будет ждать часами, как рыбак с удочкой возле омута. А потом обрадуется найденному ответу намного больше, чем рыбак или охотник самому крупному зайцу или самому большому усачу. Ответ на вопрос для него желанней, чем шестёрка по арифметике, слаще, чем груша дюшес.