Георгий Струмский - Наско-Почемучка

Жаль только, что вопросов у Наско-Почемучки всегда больше, чем он может получить ответов. В жизни всегда так — вопросов больше, чем ответов.

Товарищ Николов поворачивается к нам спиной и в облаке меловой пыли пишет на доске длинную-предлинную задачу. Латинка никак не дорисует свою сирень — откуда ей взять столько красок, сколько их в палитре у апреля? Данчо всё ещё колеблется, кого сделать центром нападения сборной…

Наверно, я таким и запомню Наско на всю жизнь, с бесчисленными веснушками и курносым носом, на котором едва держатся его очки. Не могу представить себе его другим. Не только мальчишки из сказок летают к звёздам, не только у мальчишек из сказок бывает золотое сердце и свои песни, и не только они борются со злом и побеждают, ищут правду и находят её…

Мы с Наско учимся вместе уже четвёртый год в школе имени Кирилла и Мефодия, в одном и том же классе, в одном и том же пионерском отряде. Я все его веснушки изучил и вообще, как говорится, знаю его всего как облупленного. Вместе мы взбирались с ним на холм, который неизвестно почему называется «Петровы песни». Вместе ловили рыбу в реке Струме, выловили водяную змею. Вместе пытались стать невидимками и задолго до космического полёта Юрия Гагарина высадились на Десятой планете. Цветанка на минуту перестаёт жевать булку, потому что товарищ Николов вызывает её к доске. Милчо Техника по-прежнему не отрывает взгляда от учителя. Латинка толкает локтем Данчо. Лиловый цвет наконец удался, и ветка сирени цветёт теперь на страничке в тетрадке по арифметике. Данчо рассеянно кивает, он ещё не успел решить, кто же наконец станет центром нападения сборной. Вот и Наско что-то зашевелился рядом со мной.

За окном сверкает ослепительно синее безоблачное небо. И пятеро товарищей рядом.

Наско поднимает руку, встаёт, скрипнув партой, и наклоняется вперёд:

— Товарищ Николов, а можно спросить, почему…

Учитель ладонью, испачканной мелом, отводит волосы со лба и говорит, улыбаясь:

— Можно, Атанас.

И снова в течение десяти минут Наско-Почемучка сыплет вопросами.

Наско как-то задумал открыть самое высокое, самое быстрое, самое маленькое и ещё тысячу таких «самых» на свете.

Мы уже узнали, какая самая длинная река, какая самая высокая горная вершина у нас в Европе и во всём мире. Мы уже знали, что Байкал, который находится в Советском Союзе, самое глубокое озеро и что в него впадает больше всего рек, а самый большой вулкан находится на японском острове Кюсю и называется Асо.

Мы выяснили, что самая большая книга в мире находится в одном из музеев города Амстердама. Это «Сборник морских правил». Высотой эта книга в человеческий рост, а ширина её — целый метр.

А ещё мы прочитали, что самое продолжительное время обойтись без пищи могут черепахи — целых шесть лет. Наско даже поймал было черепаху, только не нашлось у нас терпения ждать шесть лет, чтобы это проверить. Наско нацарапал у неё на панцире свой адрес и пустил её в кустарник, который растёт у луга.

Разумеется, мы не пытались выяснить, какая на свете самая прекрасная страна, и даже не обсуждали такого вопроса, потому что всякому ясно, что это — Болгария.

Помню, наступили зимние каникулы. Снег был чистый и плотный — самый подходящий для катания с горки. С раннего утра хватали мы не успевшие отдохнуть за ночь санки и волокли их по улице. Собирался целый караван ребят с санками. Мы проходили мимо последнего дома в деревне и шли к холму, который называется «Петровы песни». Скоро мы оказывались на уровне печных труб и телевизионных антенн. Мы забирались выше самого высокого здания в деревне — школы, и карабкались ещё выше. Холм становился всё круче, мы шли, низко пригибаясь к земле, точно что-то потеряли и ищем в снегу. Оглядывались назад и всегда неизменно обнаруживали, что последним тащится Милчо Техника. Время от времени из чьего-нибудь болтливого рта вырывалось маленькое облачко пара и таяло в звенящем морозном воздухе.

Взбирались, может, полчаса, а может, и час. Уже много раз мы менялись с Наско — по очереди тащили санки, пока наконец не добрались до Белого камня. Только первоклашки катаются с горы понизу. Всякий уважающий себя человек стартует от Белого камня, венчающего вершину «Петровых песен».

С высоты наша деревня похожа на улей, втиснутый между двумя горами. Вдалеке, среди ивняка и мелкого ельника, вьётся тонкая ленточка Струмы. Устав от своей трудной дороги среди гор, Струма, как и мы, отдыхала, прежде чем тронуться в путь к другим сёлам.

Даже не вставая на цыпочки, мы видели отсюда самую высокую вершину Рилы — нашу хорошую знакомую по учебнику географии и по восторженным описаниям Наско. В мечтах мы уже давно там побывали, и не раз, а вот нога наша ещё не ступала по этой поднебесной высоте.

Мы помахали вершине руками — привет, мол, — и, набрав в лёгкие побольше воздуху, уселись в санки. Наши санки, разумеется, назывались «Гепард», поскольку известно, что это самое быстроногое животное — пробегает в час сто двадцать километров.

— Берегись, поехали!

— Эй, бе-ре-ги-и-ись!

В этот раз управлял я. Наско сидел сзади, обхватив меня за плечи. Пока санки набирали скорость, можно было бросить взгляд и на далёкую вершину Рилы и на Струму. Я ухватился за руль. Ветер засвистел в ушах. Скоро и он, устав и запыхавшись, остался где-то позади. Наско всё плотнее и плотнее приникал к моей спине.

После того как я подбил новые полозья, сани наши неслись и вправду быстрее гепарда.

Наша деревня — «улей» между двумя горами — стала увеличиваться в размерах. Над ней, будто пчёлы, вились печные дымки. Вскоре «улей» стал просто огромен. Всё село Струмское устремилось нам навстречу — со зданием школы, с узкими улочками, с обоими своими мостами. Дома росли с каждым мгновением. Казалось, будто окна растворялись сами собой в ужасе от нашей скорости. Колокольня угрожающе закачалась.